В ночь перед судом Гак даже не пыталась заснуть и до утра просидела на одном месте, прижимая к себе Вильяма и горько рыдая.
Франсуа тоже не спал: он молился.
Сердце Колена обливалось кровью.
Но Сара как раз в эту ночь крепко заснула, в первый раз за свое пребывание в арестном доме. Ей снился Жюльен, его ласки, его голос, весь его образ…
Когда она наконец проснулась, солнечные лучи заливали ее камеру; надзирательница пожалела ее будить, и она проспала часом дольше положенного времени.
Эта надзирательница была уже немолодая особа, с суровым лицом и с суровым сердцем, алчная до денег; но на этот раз и она была растрогана до слез.
– Желаю вам удачи, дитя мое, – сказала она Саре на прощание.
Первое, что бросилось Саре в глаза в зале суда, была Гак, потом леди Диана со своим точеным, бледным лицом. Вся в черном, с черным страусовым пером на шляпе, она казалась плохим подражанием статуе материнской скорби.
Зал был битком набит, было невыносимо душно. Как это всегда бывает во Франции, очень подробное предварительное следствие заранее исчерпало все вопросы, так что суд свелся к поединку между прокурором и Дэволем.
Царила такая мертвая тишина, что было слышно, как трещали от зноя деревянные перегородки стен.
Женщины тянулись вперед, чтобы взглянуть на Сару, и делали замечания по поводу ее наружности.
– Говорили, что она прямо красавица!
– Это просто ходячая фраза по поводу всех нарядных женщин!
– Сейчас в ней нет ничего красивого!
Однако большинство было настроено благосклонно. Трагическая развязка этого сложного романа импонировала. Кроме того, многие лично знали и любили приветливого и изящного Кэртона, а сравнительно недавнее появление Сары тоже не осталось незамеченным: ее несчастный брак, высокое общественное положение, красота и богатство давали материал для обогащения газетных издательств.
Появление знаменитого Лукана в качестве свидетеля, в свою очередь, произвело сенсацию.
К его показаниям прислушивались с особенным вниманием. Лукана все любили, потому что, даже достигнув славы, он не забывал своих прежних скромных клиентов; разница заключалась лишь в том, что теперь он лечил их совсем даром.
Он, как и Дэволь, пробился из низов общества, помнил это и никогда не разыгрывал из себя «аристократа»; его точные бесстрастные показания били гораздо дальше показаний доктора, который первый осмотрел Шарля.
– Лукан знает свое дело, его не проведешь, – таково было общее мнение публики и присяжных.
