— К Иван Алексеевичу, значит?
Старик не спеша поднял косу и стал шмурыгать по лезвию истертым оселком.
— Эт-та хорошо, что к Иван Алексеевичу. Вы на своей машине али как?
— Мы пешком.
— Пешком — эта хорошо… Пешком — то что надо.
Видно было, что старику хотелось отдохнуть и поговорить с новыми людьми.
— Тут на машине к Иван Алексеевичу и не проехать, — не спеша стал объяснять он, закурив тонкую папироску. — Тут накатанной дороги-то нет, все тропочка. Лугами, лугами, и так до места. Все тропочкой, значит…
— Далеко?
— А верст десять будет, — радостно успокоил он нас. — Вам нужно дойти до Каменки Буниной. А до нее еще две Каменки будут: Каменка Богданова и Каменка Чичерина. И все — тропочкой. Лугами, лощинами. Так и дойдете до Иван Алексеевича.
Тут мне и припомнились «расстояния» Васи-шофера. Тропинка серой тесьмой бежала вначале через поле созревающей пшеницы, потом выскочила на сухие луга, белея на склонах выбитым известняковым налетом. В лугах было тихо и жарко. В подсохшей траве сипели кузнечики. Редкие белые облака застыли в небе. Под ними, еле видимая снизу, плавала широкими кругами пара ястребов, перекликаясь друг с другом тонким горловым свистом. Тропка под ногами с каждым пройденным километром все утяжеляла и утяжеляла шаги. Хотелось пить. Впереди группа женщин в низко надвинутых на лица платках ворошила граблями позднее сено.
— Здравствуйте.
Они издалека поздоровались с нами и оперлись на грабли, ожидая нашего подхода. Мы поздоровались.
— Вы откуда ж такие будете? — не спеша поинтересовались они.
— Из Москвы.
— Издалека… А тут к кому?
Лица под платками загорелые, рассматривают нас с долгой, необидной усмешкой.
— К Бунину. Ивану Алексеевичу.
— К Ивану Алексеевичу? А он что же, сродственник ваш будет?
— Не совсем.
— У нас вон Марфушка оттуда, из Бунина. Марфушк, ты Ивана Алексеевича знаешь?
— Это писателя, что ль? Не, не знаю. Я сама из Чичерина. В Бунино сестра отдана.
Мы помолчали. Разговор вроде бы исчерпан, пора уходить. Но мы стоим, чего-то ждем. Женщинам, видно, еще хотелось бы поговорить о чем-нибудь. Все равно о чем…
— Чевой-то ты не бреисси? — спрашивает меня одна из них. Кожа на лице от загара дубленая, глаза высветленные, молодые.
— Да так… — я не знал, что ответить.
— Эт-то он красоту на себе наводить, — подсказала другая.
— Какая ж красота? Колючий, как татарник…
— Будь я на месте твоей жены, я б с тобой, с чертом лохматым, ни в жисть не осталась.
— Ничего вы не соображаете, бабы, — озорно усмехается та, с дубленым лицом. — Он энтой бородой, — кивок в сторону жены, — ее шшекотит.
