— Нет. С какой стати? Я решил, что Энн передумала и отправилась куда-нибудь в другое место. — Художник слез со своего насеста и плеснул немного холодной воды в две грязные чайные чашки.
— Около часа ночи, — продолжал Берден, — вас разбудили снова — по потолку вашей спальни двигались блики света. Вы предположили, что это свет фар автомобиля вашей сестры, ведь на Памп-Лейн никто, кроме вас, больше не живет. Однако вы не встали…
— Я тут же заснул опять. Я очень устал тогда.
— Да, вы, кажется, сказали, что ездили в Лондон.
Кофе оказался на удивление хорош. Берден постарался не смотреть на разводы по ободку чашки и с удовольствием пил. Кто-то имел здесь привычку окунать мокрые ложки в сахарный песок, а потом они, по-видимому, соприкасались с ножом, измазанным джемом.
— Я ушел в три, — сказал Марголис с рассеянным видом — казалось, он хочет спать. — Энн сидела дома. Она предупредила, что ее не будет, когда я вернусь, и сказала, чтобы я не забыл ключ.
— А вы, мистер Марголис, его забыли?
— Конечно, нет, — неожиданно возмутился художник. — Я же не сумасшедший. — Одним глотком он выпил кофе, и какое-то подобие жизни появилось на его бледном лице. — Я оставил свою машину на стоянке в Кингсмаркхеме и пошел повидаться с тем человеком, ну насчет выставки.
— Выставки? — переспросил Берден.
— Ну да, — нетерпеливо ответил Марголис, — выставки моих работ. По правде говоря, у вас здесь прямо колония филистеров. Вчера я выяснил, что никто как будто не знает моего имени. — Он бросил на Вердена подозрительный взгляд, словно сомневался и в его кругозоре. — Итак, я пошел повидаться с этим человеком. Он директор галереи Мориссо в Найтсбридже, и, когда мы закончили разговор, он довольно неожиданно пригласил меня отобедать. Но я совершенно вымотался, раскатывая по округе. Он ужасный зануда, просто сидеть с ним и слушать его болтовню — уже тяжкий труд. Вот почему, увидев свет, я не встал с постели.
— А вчера утром, — сказал Берден, — вы обнаружили ее машину на обычном месте.
— Мокрую и омерзительно грязную, да еще с «Нью Стейтсмен», налипшей на ветровое стекло, — вздохнул Марголис, — Газеты валяются по всему саду. Я не надеюсь, что вы пришлете кого-нибудь собрать их. Может, хотя бы совет дадите, что делать?
— Нет, — твердо отказал Берден. — В среду вы вообще не выходили из дома?
— Я работал, — ответил Марголис, — и спал. — Затем добавил неопределенно: — Вперемежку. Я подумал, Энн приходила и опять ушла. Каждый из нас живет своей жизнью. — Голос его внезапно зазвенел на высокой ноте. Вердену начало казаться, что Марголис все-таки слегка свихнутый. — Но без нее я погиб. Она никогда не уезжала, не сказав ни слова! — Он резко вскочил и сбил на пол бутылку из-под молока. Горлышко отлетело в сторону, на циновку из кокосовой пальмы пролилась прокисшая сыворотка. — Пойдемте в студию, если не хотите больше кофе. У меня нет фотографии, но я написал ее портрет. Может быть, он вам поможет?
