Ботилла слушала его, и искушение не почитать отца пропало. Ради них спасал свою жизнь дорогой батюшка.
— Ты нарушил мужскую клятву, — продолжал беспощадный обвинитель.
— Врешь, не нарушал я ее.
Теперь староста мог сказать всю правду. Оно, конечно, верно, это вроде как нарушение клятвы, раз он и другие подобру отрабатывают барщину в господском поместье. Но в лихолетье уговор бондов не имеет той силы, что в былые времена. Обеты не должны связывать человека по рукам и ногам, чтобы он не мог поступать, как посчитает за лучшее. Клятву можно сдержать по-разному, и в это смутное время ее нужно выполнять осторожно, по мере сил, а не с безрассудным упрямством. Ну кто сказал, что сдержать мужскую клятву — значит самим совать голову в петлю палача? Повешенный уже не сможет постоять ни за себя, ни за свои права. Кто поручится, что только Сведье пошел путем истинным и сдержал клятву? Было ли предательство или нет, зависит от того, как толковать данную клятву, и староста толковал ее так, что каждый из них прежде всего должен уберечь свою жизнь, а уж потом отстаивать свои права, ибо, лишась жизни, правды не отстоишь. И они сохранили жизнь, остались целы и невредимы.
Вот и выходит, что никакой он не предатель. Он все так же твердо держался клятвы, как и прежде, и был полон неколебимой решимости защищать свои права и от своих, и от чужеземных помещиков. Только недоброжелатель, ни во что не верящий, может усомниться в его стойкости. Лишь подстрекатель, желающий посеять в деревне раздор и смуту, может усомниться в его готовности дать отпор. А этот упрямец, так отчаянно и неразумно воюя с врагом, в злобе своей норовит теперь ославить и опозорить его.
Сведье спросил:
— Что ж, по-твоему, прежде чем обороняться, надо сперва у врага спросить?
— Вон из моего дома! — закричал в бешенстве Йон из Брендеболя.
— Не уйду, покуда не поговорю с невестой.
— А я не дам приюта тому, кто потаенно пришел в дом. Тебя разыскивают. Ты на всех нас накличешь беду.
Староста с ужасом подумал, что каждую минуту Сведье могут застать в его доме. Может, даже и видели, как он входил.
— Советую тебе не мешкать, а я пойду покараулю у дома.
Йон из Брендеболя нашел повод уйти из дома, чтобы не видеть нежеланного гостя. Он никогда не забудет слов, брошенных ему в лицо, и выносить дольше Сведье он уже был не в силах. Он вышел из дома и оставил его с женщинами.
Матушка Альма подала беглецу остатки ужина, и, покуда он ел, Ботилла латала его рваную одежду. Она передала ему весточку от его матери: пастор Петрус Магни из Альгутсбуды велел сказать, что дело Сведье правое, и обещал, что оно будет доведено до сведения королевы. Ботилла знала, молодая королева Черстин не допустит беззакония. Она знала, Сведье скоро вернется с миром в деревню, и ему незачем уверять в том невесту. Он сердечно поблагодарил за добрую весть. Он живет в лесу, ожидая своего часа, сказал Сведье, и верит, что ко дню солнцеворота вернет свои права и они справят свадьбу.
