— Мы поможем вам! Если будет на то воля божья!
— Велика ваша доброта ко мне, грешной, господин пастор!
Матушка Сигга сокрушалась при мысли о том, что она с самой весны ис причащалась. Она не заслужила такой доброты. Но она была теперь уверена, что господин Петрус Магни поможет ей.
Правда, он то и дело повторяет: «если будет на то воля божья», «если будет угодно богу», но оговорка эта не смущает матушку Сиггу. Ведь воля всевышнего и воля пастора едины. Бог хочет одной лишь правды, ибо не мог бы хотеть иного. Того же хочет и добивается господин Петрус Магни, ибо этого он хотел и добивался все восемь лет, что был пастором Альгутсбуды. Стало быть, то, что угодно богу, угодно и господину пастору.
А богу угодно, чтобы Сведьебонд воротился в свою родовую усадьбу и вернул свои права. И против этого бессильны все помещики, фохты и наемники, будь их хоть видимо-невидимо.
Успокоенная и обнадеженная, отправилась матушка Сигга в обратный путь. Лошади у нее не было, и из дома до пасторской усадьбы ей пришлось идти пешком. Дорога до Альгутсбуды была длинная, еще задолго ди того, как вдали показалась колокольня, старые, натруженные ноги матушки Сигги стало жечь и ломить, точно их стегали кнутом. Но теперь, уповая на помощь божью и посулы господина пастора, она возвращалась домой легким, молодым шагом, не чувствуя боли в ногах.
После того как старая крестьянка покинула усадьбу, господин Петрус зашел в поварню к матушке Бригитте, чтобы взглянуть на баранью ногу.
Это был окорок молодого барашка, но до того тощий и высохший, что тошно было глядеть на него. Верно говорила матушка Сигга — весу в нем было не больше шести фунтов. Пастор повертел постную, жилистую баранью ногу. И тут вспомнились ему жирные, откормленные телята, которых приводили когда-то из Брендеболя в пасторскую усадьбу. Это были отборные семинедельные молочные телята, вспоенные жирным, неснятым молоком. Мясо у них было вкусное, сочное. Куски жареной телятины таяли во рту, точно мед.
Господин Петрус Магни стоял в поварне, держа в руках тощую, жилистую баранью ногу, и в душе его поднимался гнев против дворян, посягнувших на права духовного сословия.
Отныне три податных хозяйства Брендеболя находятся под властью Убеторпа; деревня Брендеболь входит в помещичьи владения.
Как только взойдет солнце и пропоют петухи, крестьяне собираются, чтобы идти на барщину в господскую усадьбу. Они выходят из низеньких дверей своих домов, потягиваясь после сна, вялые и безрадостные. Смотрят на пашни, которые всё еще называют своими, хотя их земля теперь принадлежит помещику. Они бросают взгляд на свои поля, а потом идут возделывать чужие. Они поджидают друг друга, стоя на пороге, а затем, собравшись небольшой кучкой, медленно трогаются в путь.
