Последний носок был очищен от мыльной пены, и коричневая вода, закрутившись в маленький водоворот, исчезла в отверстии на дне ванны. Теперь над его головой красовался целый ряд чистых мокрых носков. Он удовлетворенно посмотрел на результат проделанной работы и решил про себя, что не зря все сделал вручную. Поясница уже давала о себе знать, но он решил, что не стоит заострять на этом внимание, к тому же, было еще раннее утро, а предстоящий день сулил много интересного, в отличие от остальных его дней, похожих друг на друга как два мыльных пузыря.
Выйдя из ванной комнаты, он подошел к большому зеркалу, стоявшему в прихожей – в нем он увидел высокого, худощавого и седого мужчину с лицом, которое уже давно тронули морщины, и которому уже никто не дал бы ни тридцать пять, ни сорок лет. Хотя черты его лица все еще хранили былую привлекательность, а тело еще не начало дряхлеть, все же женщины в магазинах и на улице все реже смотрели на него теми взглядами, которыми они обычно одаривают тех, с кем хотели бы лечь в постель. А недавно какой-то молокосос на стоянке назвал его стариком, и это настолько потрясло его, что он весь вечер провел в прихожей у зеркала, разглядывая свое отражение, трогая пальцами неглубокие морщины на лбу и складки на шее. А на следующий день посетил парикмахера, который сделал ему новую стрижку, которая, по мнению последнего, делала его моложе как минимум лет на пять. Он также отыскал на чердаке свои старые гантели, оставшиеся от отца, и стал заниматься по полчаса в день, пытаясь наверстать упущенное время, прийти в былую форму и придать тонус отвыкшим от физических нагрузок мышцам.
Все это немного подбодрило его, и некоторое время он находился в приподнятом настроении, но в последние дни он все же чувствовал, как возвращается привычная хандра. Старость брала верх, и, глядя на отражение своего лица в зеркале, он чувствовал, физически чувствовал, как с каждой секундой становится старше и слабее. Он видел, что в отражении лицо его становилось то размытым, как на нерезком снимке, то парадоксально четким, и вот маленькие трещинки покрывают его, увеличиваются и разрастаются, крошечные осколки его собственной кожи падают в темноту, а лицо уже не принадлежит ему, оно похоже теперь на потрескавшуюся фреску и с каждым мгновением все сильнее осыпается в темноту…
Он резко отвернулся от зеркала.
Весь первый этаж его дома был залит ярким солнечным светом. Это время года – середина осени – всегда нравилось ему. Еще в юности он часто думал, как хорошо было бы умереть осенью – сейчас мысль эта снова посетила его, и он улыбнулся. Раньше, в годы учебы, она была его частой спутницей, и теперь он был рад ее возвращению.
