Однажны я проходил практику в одном унылом месте, от воспоминаний о котором у меня тут же падает настроение. Надо ли замечать, что оно падает у меня от воспоминаний о многих местах, где мне, к несчастью, пришлось отбывать те или иные сроки – это и детский сад, и две школы, и институт, работа и прочие места с четко выстроенным графиком и правилами внутреннего трудового распорядка, все это навевает на меня невыносимую тоску, но сейчас речь идет об одном из наших министерств. Единственное, что хорошего было в том министерстве, – обеденный перерыв, но особенно ценным для меня был факт наличия маленького кафе, которое граничило с буфетом, от которого его отделял небольшой проход в соседнее помещение. Собственно, это было никакое ни кафе, а просто барная стойка со стульями возле нее и несколько столиков в зале. Это было то золотое время, когда курить еще можно было почти везде (все министерство дымило в туалетах, сейчас себе такого и представить нельзя), и хотя в самой столовой это было запрещено, но вот в этом баре работала чудесная женщина, которая всегда позволяла мне покурить у нее за стойкой и выпить чашечку ароматного эспрессо с корицей и кардамоном, который она чудесным образом приготовляла тут же каким-то турецким манером.
Обеденный перерыв – единственная отдушина, единственная возможность хоть ненадолго отвлечься от опостылевшей однообразной деятельности, сменить декорации приевшегося места, выйти и пройтись в столовую ли, в кафе ли, сменить грязную рабочую одежду на одежду человеческую. Хотя последнее относится к людям, занятым определенным видом деятельности, но нас и меня лично это касается в первую очередь.
До некоторых пор все шло нормально, женщина на раздаче хотя и имела все то же кирпичное лицо, которое встречает тебя всякий раз, когда ты заходишь в помещение столовой, но оно еще улыбалось. Не знаю, с чем это было связано, то ли я был тогда еще новым сотрудником, был любезен (хотя это качество у меня присутствует всегда, но я и мое терпение имет границы). Все шло нормально, но потом что-то произошло, и отношение ко мне и к тем, кто со мной ходил, резко поменялось. Я до сих пор не могу понять, в чем была причина этих странных метаморфоз, и когда конкретно они случились, но обнаружить их я смог уже постфактум. Лицо раздатчицы улыбаться перестало вовсе, но, наоборот, стало еще более суровым и враждебным, хотя, казалось бы, дальше уже было некуда. Она как-то резко сменила милость на гнев, и я был рад уже тому, что она не кидает в меня тарелкой с той едой, которую я заказывал, но по взгляду ее было видно, что она сделала бы это с огромным удовольствием. Может быть, чтобы хоть раз увидеть удовлетворение на ее лице, я бы и пошел на такой шаг, но пока не решаюсь. Нужно было видеть, как она брала бутылку с соевым соусом, который, между прочим, у нас можно брать бесплатно (надолго ли?), поднимала ее над головой и смотрела на просвет, какое количество соуса осталось в литровой бутылке после того, как я ею воспользовался, и потом еще долго смотрела мне вслед и качала головой, продолжая держать бутылку в руке. Можно было подумать, что я взял ее личный соус, который она берегла для особого случая. Подобная реакция была у нее на все те продукты, которые распространялись у нас в столовой бесплатно. Я тогда подумал: какого черта они сделали ряд продуктов бесплатными, если так трясутся за них? Видимо их посетила похожая мысль, и первым делом пропали сметана и зелень, которые можно было свободно брать, и которые стояли в двух больших чашах тут же на раздаче. В один прекрасный день мы пришли, а чаш уже не было, на наши вопросы сотрудники столовой что-то промычали по поводу того, что многие стали их брать. Ну да, замечательный вывод, если люди много стали брать сметаны, нужно немедленно ее убрать, причем убрать вообще. Потом они начали выдавать сметану порциями, причем к конкретному блюду, но наша героиня клала такое количество сметаны, что в ней даже мухе было сложно утонуть. На кончике чайной ложки на вашу тарелку падал шлепок белой массы, и больше ни на что рассчитывать не приходилось. И если сметана и осталась, пусть и в таком издевательском виде, то зелень исчезла навсегда. Это мы стерпели и продолжали ходить на обед.
