Вот эта чертова несправедливость, так открыто выраженная и процветающая у нас, не дает возможности нормально работать и более – отбивает всякое желание работать нормально и честно, но, наоборот, провоцирует к тому, чтобы как можно меньше участвовать в процессе коллективного труда и не вникать ни в какие подробности и тонкости работы, так как все это уже отравлено чем-то совершенно мерзким, к чему не хочется прикасаться, как не хочется брать тронутый ржавчиной предмет не только голыми руками, но и руками в перчатках, боясь испортить этим прикосновением хорошую вещь.
Нас было человек восемь, тех, что вынуждены были заниматься этим с первого до последнего дня, вдыхать пластиковую пыль, носить ненавистные доски, от вида которых под конец уже тошнило, и, что самое ужасное во всем этом, – дышать скипидаром. Хуже этой работы никто не мог припомнить, я за свою недолгую карьеру, как уже упоминал в своем дневнике, участвовал в выпуске трех спектаклей одновременно, и по тяжести подготовки и количеству работ то время занимало бесспорно первое место, но после того, как мы были поставлены перед фактом, что это должно быть сделано именно так и никак иначе, первое место по тяжести работы мне пришлось присвоить этому спектаклю.
Итак, смертники остались, и этими смертниками были мы, а все те, кто имел возможность бежать с тонущего корабля, поспешили это сделать. Ведра стройными рядами стояли наготове. Доски были разложены, и тысячи тюбиков масляной краски покрывали своими глянцевитыми телами с биркой определенного цвета на каждом из них пол. Мы выдавливали краску из тюбиков в ведро и разбавляли ее скипидаром, который веселой струей лился из наклоненной над ведром двадцатипятилитровой канистры, распространяя свой едкий запах, от которого ничего не спасало, кроме специальных масок, количество которых изрядно проигрывало количеству людей, в них нуждавшихся. Мы смогли заказать на весь цех только три маски в этом году, думаю, что дело было в их цене. Но это смешное количество, учитывая, что наш коллектив насчитывает более двадцати человек.
В любом случае три маски, имевшиеся у нас, мы отдавали женщинам, причем только тем, которые совсем не могли переносить этот запах, остальные терпели и смирялись со своим положением. Смирялся и я и терпел, только вот пока мне это еще не казалось таким уж страшным, я просто еще не знал, что будет дальше и как будет реагировать организм на подобный эксперимент над ним.
