Меня терзал один вопрос. Может быть, вот сейчас, пока есть еще возможность, пока она сидит в машине, нужно нажать на газ, и умчаться отсюда ко всем чертям, и не быть свидетелем всему этому. И как только я уже был близок к тому, чтобы сделать это, она открыла дверь и вышла из машины. Отступать было поздно. Я тоже вышел, мои пальцы болели теперь еще сильнее.
Он отошел довольно далеко от машины, его фигура медленно покачивалась, он спотыкался о камни и то и дело приседал, смотрел на них, иногда приподнимал, но всякий раз отбрасывал и шел дальше. Я наблюдал за ним, и внутри меня копошился страх, он сковывал мое тело и не позволял думать, я терял всякое ощущение реальности.
Она, как всегда собранная и сосредоточенная, молча смотрела вдаль. На ее лице не было ни тени сомнения, волнения или страха, она была готова к тому, чтобы сделать то, что обещала.
– Может, можно еще все переиграть? – сказал я очень тихо.
– Он все решил за нас, – немного погодя ответила она. – И, к тому же, я обещала.
– Обещала помочь ему уйти из жизни? – спросил я.
– Да, пусть так, но это его выбор, а я просто средство. Он хочет быть свободным, и он сам так решил. – сказала она и посмотрела на меня, морщась от солнца.
Я не ответил. Я все прекрасно понимал, и раньше мне казалось это вполне нормальным и естественным, но сейчас меня терзали сомнения. В жизни все обстояло совершенно иначе.
– Помнишь, как ты называл нас, когда мы только познакомились, все трое? – задумчиво произнесла она.
– Помню ли я? Конечно! – ответил я и улыбнулся.
– Отступники… – сказала она. – У тебя всегда это хорошо получалось – придумывать меткие названия, жаль, не все тебя понимали.
– Понимали те, кто хотел или пытался понять, а все остальные… Да какое мне до них дело? – сказал я и вновь улыбнулся.
– Нам, – поправила она. – Какое нам до них дело.
Я кивнул. Она улыбнулась мне в ответ. На мгновение мне показалось, что мы снова вернулись в нашу юность, в наш закрытый клуб, в котором все было незначительным и в тоже время чрезвычайно важным, важным для нас троих и больше ни для кого.
Мы оба оглянулись на шум приближающихся шагов. Он шел к нам, и большой камень был у него в руках. Лицо его было бледным. Я взглянул на камень и тут же подумал о том, почему он не выбрал другой, более традиционный способ. Скорее всего, именно поэтому и не выбрал, он всегда любил выделяться из толпы, и для него не было важно чем, лишь бы не походить на стаю прирученных зверей. И все же этот способ казался зверским, особенно теперь, когда все было готово.
