Смешные и печальные истории из жизни любителей ружейной охоты и ужения рыбы | страница 6

Тишина. Все молчат. Определяют свое отношение к Игорю. Как же быть теперь с этим, добрым в общем-то увальнем? Не просто занять такую же непримиримую позицию, как Сергей.

— А что за зверь-то был? — спрашивает вдруг наивный дед Саня.

Сергей уже молча помешивает ложечкой мед в только что налитой чашке горячего чаю. Охотники смотрят на него. Может, и правда зверь-то какой-нибудь пустяковый был, может не обязательно с Игорем так-то уж строго.

Сергей тянется за кружочком порезанной на блюдце ароматной антоновки, кладет кружочек в чашку и, глядя, как он плавает белым лепестком в красном от зверобоя кипятке, равнодушно произносит:

— Да жираф.

Даже запечный сверчок замолкает на те несколько мгновений, когда после произнесенного Сергей деловито отпивает из чашки, а у охотников разевающиеся рты стараются опередить выкатывающиеся из орбит глаза.

И потом, стараясь перекричать повальный хохот, Сергей, будто недоумевая, спрашивает:

— А если жираф, так что? Можно стрелять, что ли?

Вся деревня уже спит. Только в одном доме не смолкают разговоры, и свет из его окон падает на поленницу дров, где отходят ко сну скрипучие жуки, на поникшую листву яблонь и землю под ними, усыпанную неподвижными падальцами, на полеглые от росы шелковистые травы. Один дом во всей деревне, во всей безлюдной темной вселенной светит на все четыре стороны счастливыми огнями маяка.

В тот августовский день не задалось с самого утра. Ласковое солнце, пробудившее к жизни обитателей старого дома, вдруг скрылось за облаком какого-то вредно-серого цвета, быстро набежали тучки, и вот уж все небо затянула тоскливая пелена, словно объявляя равнодушно-механическим голосом станционного репродуктора: