Смешные и печальные истории из жизни любителей ружейной охоты и ужения рыбы | страница 121

Чика-Цика с любопытством наблюдал за его действиями, а когда брат сел на место, решил, что в них все-таки может таиться угроза пернатой жизни и здоровью. Испуганно цикнув, он юркнул под веранду и больше в тот день не появлялся.

Назавтра он внезапно возник на скамейке в том месте, куда брат высыпал крошки, а я добавил щепоть пшена. Склевывая зернышки, Чика-Цика всякий раз внимательно смотрел на нас — не собираемся ли мы причинить ему неприятности. И, хотя мы не собирались, после пяти-шести зернышек он вдруг ужасно разволновался, зацикал и вновь юркнул под веранду. На этот раз виной тому оказался наш ленивый и пушистый кот Васька, с нескрываемым интересом наблюдавший за птичкой.

Мало-помалу Чика-Цика приспособился к нашему расписанию завтраков и обедов.

То, что Чика-Цика был зарянкой, мы догадались как-то сразу по его виду и раскраске, а любопытство и безрассудная страсть к общению с людьми выдавали в нем птенчика — взрослые зарянки так осторожны, что их увидеть-то удается крайне редко.

Август прошел, стек по желобам крыш дождевой водой в черную, сонную бочку, и на смену ему явился трепетный сентябрь. Вернулись разлетевшиеся было скворцы, пощелкали, поскрипели и посвистали на ветке, у мокрого своего домика, и подались на юг. Потом так же неожиданно появились и пропали стрижи. Сад стал полниться синицами, зазвенели редкими дробинками по тонкому стеклу их осенние голоса. Мы все реже обедали на веранде — так нечасты были дни, когда печально-золотой клен в лучах грустно-золотого солнца потихоньку ронял на черную землю свои резные листья. Но, когда такой день наступал, мы застилали клетчатой скатертью стол и на огромной мельхиоровый поднос ставили темно-желтый медный самовар. Он солидно пыхтел и булькал, сосредоточенный на своей работе, капал из всех возможных дырочек горячими каплями и пускал в трубу ароматный дым. Пьяно пахло антоновскими яблоками. Последние бабочки-красавицы появлялись в такие дни на дорожках сада, среди помороженных утренниками астр, залетали под крышу веранды и, сложив крылья за спиной бурыми осенними листьями, засыпали вещим сном спящей красавицы до первого поцелуя апрельского тепла.

В один такой день случилась наша последняя встреча с Чикой-Цикой. Он появился, как всегда, неожиданно, напомнил свое имя, слегка позавтракал и, как-то печально глядя на нас, попрощался:

— Чика-цика-чика-цика, — произнес он взволнованно, и в его голосе было огорчение из-за предстоящего расставания.