– Ну и что, барон? Будем ханжу пить и молча смотреть, как Россию чернь распинает? – Немигающие глаза атамана уперлись в барона.
Унгерн пожал плечами:
– Давай посчитаем, Григорий Михайлович… Нас с тобой двое, хорунжий Мадуевский да четверо казаков… Их – полторы тысячи сволочей, да 720-я ополченская дружина, да железнодорожная рота, да конского запаса команда… Справимся?
– Эх, Роман Федорович, нам ли с тобой быдла бояться? Ты сколько раз за линию фронта ходил?
– Не считал.
– Ну, а я казаком начинал, не забывай, я снизу тянулся, я философию черни не по книжкам изучал… Значит, слушай внимательно…
…В три часа ночи атаман подошел к зданию ревтрибунала в сопровождении одного казака. В самом трибунале в этот момент решалось важное – как придать законность намеченному на завтра грабежу местных банкиров и купцов первой гильдии.
– Носами в пол, гниды! – загремел от дверей атаман, а казак Бурдуковский двумя ударами приклада погрузил в сон часовых.
Одиннадцать человек трибунальцев онемели.
– Ша, братишка, ты кто, объявись? – встал во весь рост матрос Башкатов и тут же рухнул на пол, сваленный ударом в лоб могучего кулака атамана.
Несколько человек добровольно рухнули на загаженный паркет, а семеро начали ломиться в окна.
Бурдуковский выстрелил в воздух, и трибунальцы, визжа от ужаса, застряли по двое-трое в проемах.
– Так бы сразу и представился, – пробормотал, приходя в себя, Башкатов.
Тем временем барон Унгерн, также с одним казаком, пошел на штурм железнодорожной роты.
…В казарме висел спертый воздух. Рота спала, тяжко бредя и храпя. Дневальный с дежурным пили водку в открытой оружейке и не сразу отреагировали, когда им в лбы уперлись карабин казака и маузер барона.
– Брось шутить, товарищ, – процедил дежурный, – а то ведь и по мордам недолго…
В следующую секунду он и получил по морде ташуром барона и заголосил по-поросячьи.
– Нишкни, вошь! – Сапог казака уперся ему в горло. – Порешу…
– Строй роту! – буркнул барон оторопевшему дневальному. – Живо, пес…
– Р-р-рота, подъем! – заголосил тот, выкатившись в коридор. – Подъем!
Удивленные солдаты нехотя садились на нарах. Команда «подъем» не подавалась с отречения государя императора, в части царила вольница.
Унгерн выстрелил вверх, а казак включил электричество.
– Кто через минуту не встанет в строй, застрелю, – спокойно бросил барон, и рота, повскакав, лихорадочно натягивая штаны и сапоги поверх кальсон, бросилась на центряк.
Барон стоял у выхода с часами в руках. Полуодетая рота встала за сорок секунд.
