— Лодки, лодки! Кита везут, кита! — закричали ребята, которые барахтались в волнах прибоя на оконечности мыса, окаймляющего залив с северо-запада. — Везут кита на лодках!
С мыса открывался широкий вид на океан. И Мауи бросился туда — ведь редко выпадает удача видеть как везут убитого кита. Встречать рыбаков направились к берегу все женщины деревни Уафато во главе со старым вождём.
Но что это? Лодки шли к заливу с юго-востока, в направлении, противоположном ожидаемому. И не четыре пироги с балансирами по шесть человек на лодку, как обычно выходят на крупную акулу или кита — двигалась целая флотилия из больших сдвоенных пирог! Пять, шесть, семь…целых восемь лодок насчитал Мауи, и в каждой из них сидело по восемь-десять гребцов. На головах у них были венки из цветов гибискуса, как принято у дружественно настроенных гостей. Лоцманы кораблей стояли на узких мостиках из тесаных бревен, перекинутых между пирогами в носовой части лодок, и махали пальмовыми листьями[7].Лодки флотилии входили в узкий пролив между рифами. Заходящее солнце слепило моряков, отражаясь от спокойной воды лагуны, и они не могли видеть настороженные взгляды людей на берегу: не в правилах туземцев принимать гостей, когда в деревне нет ни одного мужчины, не считая старого вождя и жреца. На приветственные возгласы гребцов и знаки дружеского расположения хозяева деревни не спешили отвечать тем же, а некоторые женщины в сопровождении своих детей побежали в сторону леса.
— Остановитесь, люди! — призвал появившийся жрец. — Бог Раа освещает путь нашим гостям, и мы должны приветствовать их, пришедших с Востока! Вождь, выходи же встречать гостей!
И сам протянул руки с веткой пальмы в направлении флагманского корабля, из которого выскакивали прибывшие и тащили его на песок, к линии высшей точки прилива.
Вдруг со стороны леса выбежал мужчина. Мауи успел заметить своеобразную татуировку — на плечах и вокруг шеи бегущего заплела кольца морская змея — это был человек из деревни Лепау с противоположного берега острова, за горной грядой. Он, задыхаясь, кричал:
— Бегите в горы! Это — тонганцы! Они идут воевать!
Однако предупреждение дружелюбных соседей запоздало — гонец упал, пораженный стрелой с лодки, только что приставшей к берегу. Тридцать гребцов с первых двух лодок, прибывшие «с миром», вдруг оказались вооруженными луками, пращами и копьями. Минута — и путь к бегству был для всех отрезан, путь в чащобу девственного леса, который был бы спасением для детей и женщин, прибеги гонец двумя-тремя минутами раньше…. Тонганцам густой лес острова Уполу, населенный духами умерших самоанцев, был враждебен — ведь они жили на низменных безлесных островах.
