Войлочный век | страница 86



А сегодня узнала, почему я болею. И вы все тоже почему болеете. Это потому, что лекарств никто не покупает, так власти и «решили пустить вирус».

Мне нравится, что в нашем бантустане народ так близко, тесно, интимно переплетен с властью, мне дорого, что планы и задумки Кремля так прозрачны, так понятны народу, – тайные письмена, начертанные властителями, легко прочитываются слепыми подданными, шуршания и шепоты втекают в самое сердце народное.

Мы спим, и во сне нам открываются правды и судьбы. Что было, что сбудется, где живет дикобраз, где пасутся зебры, откуда ждать нашествия термитов, кто притворяется человеком, а сам, втайне, крокодил и Дух Смерти.

Недолго мы побыли с вами, белые люди, хватит, надоело. Вот доедим последний батат, сверкнем напоследок белыми зубами и уйдем во тьму.

Лаванда

На ярмарке купить бутылку постного масла – раз и два; времени не занимает, ни копаться не приходится, ни выбирать, ни думать, ни хмуриться: «нет, вон ту лучше… Нет, все-таки вот эту». Поэтому продавщице скучно, покупатели не задерживаются, а поговорить-то ей охота.

– В этом году картошка вся пропала, не знаю, что есть будем, – задерживает меня разговором, сразу начинает.

– Да?

– Да, вся пропала. Она еще во‑от такая, я ее тяну – а на ней уже два жука! Откуда взялись, я прям не знаю, сотни их, сотни. В прошлом году я лаванду сажала, так она их отпугивала. А зимой чё-т вся лаванда погибла, теперь вот я не знаю прямо. Вот сотни их так и ползут! Я – перчатки, маску, – и прыскаю! На каждый куст! Сколько яду перевела…

– А почему лаванда погибла?

– А не знаю! – оживляется еще больше. – Снегу мало было, вот наверно поэтому. Прошлые годы росла прекрасно. А в этом году не стало ее, и ползут!

Вид у нее такой довольный, как будто ползут не жуки, а это внуки с подарками понаехали; вообще, народ, как я заметила, страшно любит происшествия: мор, глад, трус, потоп и нашествие саранчи; не в реальной жизни любит, в реальной он либо борется и прыскает, как эта крепкая и довольная Нина Петровна, либо пьет и плачет; не в реальной, а вот в этой, литературной, рассказываемой, придумываемой и расцвечиваемой своей жизни. Это эпосы стоят в белых фартуках, эпосы. Только начни с ними про их жизнь, только прояви интерес чуть больший, нежели пересчитать сдачу, – все, заструилась Калевала ли, Илиада ли: и что погибло, и что разрушилось, и как ехали деньги везли от продажи рюкзаков, а под Новгородом бандиты с оружием: стой, вылезай! а я им: ребяты, деньги берите, но не стреляйте! я вам в матери гожусь, ребяты!..