Весь монолог Бернарда был построен на втаптывании в грязь любого другого журнала, хотя бы отдаленно способного составить конкуренцию его собственному. Мне доводилось читать некоторые из них, и у меня не сложилось четкого мнения ни за, ни против, но я на всякий случай соглашался. Особенно доставалось всем изданиям, где работал раньше сам Бернард. Очевидно, он не принимал в расчет свой собственный вклад в насаждение безвкусия, пошлости и банальности.
Когда тридцать минут почти истекли и я начал беспокоиться, не перепутал ли я цель встречи, Мэннион взглянул на часы и спросил напрямик.
— Хорошо. А что можешь дать нашей компании ты?
Мой рот был набит хлебом и кровяной колбасой, которые пришлось быстро глотать, театрально двигая бровями, извиняясь лицом и покашливая для приличия. Накануне ночью, лежа в постели, я заготовил небольшую яркую речь, но теперь осознал, что она плохо вяжется с содержанием беседы. Я стушевался и брякнул совершенно невпопад:
— Да, я полностью согласен с Тейлором. Идея действительно фантастическая, и я был бы рад принять участие в ее осуществлении.
Мэннион был слегка озадачен.
— Машины ведь ваша стихия, не так ли?
— О-о, еще бы. Я очень люблю машины. Очень люблю.
— Сейчас где?
— A-а, на улице стоит — «кавалер» у меня, серия «икс», я зову его «дофин в крапинках зари»[45].
Мэннион явно ничего не понял.
— В смысле, мой кавалер — мой рыцарь.
Бернард кашлянул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Я почувствовал, что надо добавить что-то еще.
— Хопкинс. «Пустельга».
Лицо Мэнниона омрачила тревога, но она быстро рассеялась, когда принесли счет. Бернард сидел, откинувшись в кресле, с безразличным видом.
Мэннион расплатился хрусткими — я успел заметить — бумажками и сказал, что перед Рождеством уезжает в отпуск на три недели и что решение мне сообщат.
На выходе Бернард обернулся и заметил:
— Неплохой скачок из местной прессы, основы только подтяни.
Он подмигнул и щелкнул пальцами.
«А по морде, мудило?» — подумал я, радостно улыбаясь Тейлору и энергично помахивая рукой.
Выход первого номера намечался на апрель, так что с ответом тянуть не будут, однако ждать решения, затаив дыхание, не стоило. Официальные собеседования не для меня. Мои лучшие качества проявляются в ходе затяжной пьянки один на один.
Дома я стал готовиться к обеденной смене в «О’Хара», то есть завалился с сигаретой и пультом от телевизора на диван.
Сэди увижу только вечером. От мысли о дне, прожитом без Сэди, в груди возникала пустота. Как быстро это случается. На торжестве в честь яичников Люси мой защитный механизм отказал именно в тот момент, когда я решил, что Сэди — не для меня. Уже тогда теплое, гаденькое влечение зашевелилось под бронезащитой от госслужащих и рыжих. Теперь же меня просто били судороги. От одной мыли о Сэди возникала эрекция-стеклорез, а мозги превращались в розовый супчик Я старался выбросить Сэди из головы, окунаясь в волны пастельных, гладко текущих утренних телепрограмм. Надо поберечь эмоции для грядущего уикэнда великого примирения у Тома.
