— Мы живем в Англии на исходе девяностых, Сэди. Какие, к черту, могут быть амбиции и мечты? Так, слабая надежда свести концы с концами.
Она одним махом опустила ноги на пол.
— Фигня!
— Девочка, не критикуй чужую религию.
Сэди яростно затушила сигарету.
— Ты хоть к чему-нибудь способен отнестись серьезно?
— Ого. У нас что здесь, шоу Опры Уинфри?
— Извини. Просто ты все время какой-то побитый и злой. Зачем кидаться на посетителей, если ты всем доволен? В чем твоя проблема?
Вид у меня, наверное, был понурый.
— Надеюсь, ты не обиделся.
— Нет, я польщен.
Сэди тряхнула медной гривой и потерла лицо. Она и в самом деле была красива — чуть курносая, белая кожа, изящная, влекущая линия губ.
— Пойду я.
— Да, и мне пора переодеваться.
Я посмотрел на часы. Пятнадцать минут второго.
— Переодеваться?
— Гаэтано заедет за мной в полвторого, поедем в какую-то компашку в Ноттинг-Хилл.
Ой-ой-ой! Кто ж такое выдержит. Мне не терпелось спросито, спит ли она с этим Гаэтано, но такие вопросы, как известно, не задают.
— А что макаронник думает про твой язык?
— Ему нравится. По-своему.
И Сэди бесстыдно расхохоталась.
— Значит, он — твой парень?
— Я думаю, что да. В некотором роде.
— В каком некотором?
Сэди вспылила:
— Хрен его знает! Что, разные бывают?
Тут я тоже вспылил.
— Что ж, давай сосчитаем. Немножко пообниматься и поцеловаться дома на диване — это раз, перепихнуться при случае — это два, дрючиться по три раза за ночь — это три, отсосать с конца у молодца — это четыре. Продолжать?
Сэди вскочила, указала на дверь и презрительно покачала головой.
— Господи, Фрэнк, ты идиот с больными мозгами! Это что, одна из твоих шуток? Если так, то никому не смешно, кроме тебя.
— Ничего не поделаешь. Другие шутки меня не смешат.
— Если тебе надо разобраться со своей жизнью, Фрэнк, сделай это без постороннңх. Мне нужно переодеться.
И я ушел, почти убежал.
Господи, в какой кавардак превратил я процедуру ухаживания. Балл Сэди был так низок, что хоть вешайся: 23 очка, пристрастие к кокаину, амбиции, сводящиеся к пирсингу на клиторе, — ну какая из нас пара, ей-богу? Как она могла оказаться в родстве с Люси? Еще одна загадка. Никогда не переставал поражаться, сколь разными могут быть члены одной семьи. Чего ж тогда удивляться бардаку в мире? Приближаясь к Клапаму, я злился все больше. Ну почему меня угораздило родиться в поколении черствых, свихнувшихся на деньгах, чванливых рабов правил? Где энергия, где наркотики, где непринужденный секс с людьми, которых только что встретил в ресторане? Я переключился на предстоящий уикэнд в доме отца Тома и подумал, что мы все старательно делаем вид, будто мы такие же, как наши родители. Не мои, конечно. Как родители Мэри, Люси и Тома. Полное отсутствие энергии, наркотиков и секса. И только иногда прокалываем друг друга, но не так, как понравилось бы Сэди.
