— Нет, Тима Локке я не помню.
Большая ошибка. Надо быть ветераном дома престарелых, чтобы не помнить Тима Локке.
— Странно. Почти все помнят Тима. Сколько ты там проработал?
— Всего несколько месяцев.
Отвязался бы ты от меня, Колин.
К нам подошла Люси. Пижон все не мог угомониться:
— Люси, ты ведь помнишь Тима Локке? Он окончил школу всего на год раньше Тома.
— Да, помню. Полный такой, шумливый. Биржевой брокер.
— Ну вот. А Фрэнк работал с ним бок о бок и не помнит.
Люси это озадачило.
— А где это ты с ним работал, Фрэнк?
— В «Гельнер ДеВитт», где же еще?
Люси, ну пожалуйста, смени тему.
— И он что, тоже работал в почтовом отделении?
— Не знаю. Я же сказал, что я его не помню.
Пижон впился в меня как клещ.
— В почтовом отделении! Значит, ты почту разносил, теперь понятно. В таком случае ты, конечно, вряд ли мог знать Тима. У него имя не из тех, что легко запоминаются. Я полагаю, что наш разносчик почты тоже не помнит наших имен, не так ли, Софи?
Софи послушно кивнула, но вид у нее был смущенный. Надо отдать должное женской натуре, все три девушки тоже смутились. Я рискнул взглянуть на Сэди. Славная девочка просто окаменела. Пригвоздив меня как червяка булавкой, пижон опять перевел разговор на себя. Поверженный во прах, я прихватил бутылку шампанского и вышел во двор, чтобы еще раз вдарить по «Лаки Страйк». Сев на крохотную садовую скамью, я запалил сигарету.
Из кухонной двери высунулась голова Люси.
— Я что-то не так сказала?
— Нет, Люси, не переживай. Со мной все в порядке.
— Не сиди там. Холодно ведь.
— Все в порядке. Правда. Мне покурить надо.
Она посмотрела на меня, приподняв брови в знак то ли разрешения, то ли неудовольствия.
— Ты с отцом Тома еще не встретился?
Том организовал для меня интервью насчет лакейской работенки в новом журнале для мужчин, который открывал его отец.
— Пока ни звука.
— Я уверена, что он с тобой еще свяжется. Наверное, занят очень.
— Ага.
— Фрэнк, пойдем в дом, мы через минуту отправляемся в ресторан.
— Послушай, мамусик, я только полсигареты скурил. Ты же знаешь, я люблю доводить дела до конца.
Я и раньше называл Люси «мамусиком», когда она еще не была беременна.
Она подошла и села рядом. Я кожей чувствовал ее взгляд.
— Знаешь, Фрэнк, мы действительно рады, что ты будешь у нас крестным отцом. И с интервью, мы думаем, все будет хорошо. Том уверен, что тебя примут.
— Я тоже доволен. Нет, правда. Просто у меня… любезничать не получается.
Люси хихикнула. Я взглянул на нее. Лицо у нее было такое, о каком женщины говорят «красивое», а мужчины — «кажется, ничего». На бледной коже слегка проступали веснушки, губы все время двигались — то складывались венчиком, то раздвигались в улыбке, то кривились.
