Знание-сила, 2003 № 03 (909) | страница 80



«Гармонический» символ Кеплера существенно отличается от геометрического: в его центре находится тело уже не Солнца, а человека. Но что это значит?

Мандала считается символом духовной концентрации – интроверсии. А Паули усматривает в «сфере» Кеплера символ духовной экспансии. «От некоторого внутреннего центра душа движется вовне (в смысле экстраверсии) к материальному миру, в котором, по предположению, все процессы представляют собой нечто автоматическое». Так выполняет ли она функции мандалы?

Для буддиста мандала – предмет медитации, то есть средство приведения себя в искомую психологическую форму, скажем, в состояние всецелой собранности; внешнее совершенство предмета ритуал переводит во внутреннее состояние человека. Мандала – предметный образ чаемого внутреннего совершенства (искомой «гармонии»), аналог моленного образа – иконы. А для Кеплера сфера – средство познания. Его медитация – это поиск мандалы в телесном мире. Здесь она – образ чаемого состояния внешнего мира, прообразом коего служит строй души.

Но этот символ души отличается и от Платонова. Душа Платона, простираясь до неба, сама в себе вращаясь, окутывала небо извне. У Кеплера же «душа окружена телом и скрывается в нем, коренясь в его незыблемой точке, откуда являет себя остальному телу». Кроме того, она движется прямолинейно: не вращается, а лучится. Стало быть, Кеплер обживает место демиурга, если не христианского Творца.

И таков метод не только Кеплера. Идея тварности Вселенной – решающая в становлении всей новой физики. Только она гарантировала первым людям науки познаваемость мира, сделав мир мыслимым.

В самом деле, откуда следует, что эта кромешная «тьма вещей» вообще может стать осмысленной, если не знать, что однажды она уже мыслилась? Если бы первые люди науки не видели мир сплошь тварным, если бы они не понимали его как высочайшее произведение божественного искусства, мы не знали бы математической физики. Ибо ее создатели не имели другого доступа к разумным основаниям Вселенной, кроме проникновения в ее творческий смысл.

Самые глубокие из прозрений физиков стали ответом на вопрос: как я устроил бы этот занятный предмет, будь я на месте Творца? Что же, Всевышний может уступить мне свое место? Отцов науки этот вопрос не смущал. Математическое доказательство обязательно и для Бога, вразумлял теологов Галилей. Кеплер отвечал еще более просто: мой Бог – это Бог, «которого я могу распознать при созерцании Вселенной, как если бы она была создана моими собственными руками». Значит, это Бог почти самодельный: существо, каким человек ощущает себя в минуту наивысшего напряжения всех своих сил и способностей. Мир божий таков, каким видит его человек, вслушивающийся в свои глубины. «Чудо», какому не перестает изумляться ученый, и состоит в том, что законы, найденные углублением в себя, сбываются во внешнем мире.