раз выходили они в поле и наступала на осажденных, 4 раза рыли и поновляли валы,
редуты, рвы, 75 раз выскакивали мелкими партиями против неприятеля, и одпа рука
держалась иногда против сотни и больше козакотатарских. Таковы польские предания,
опирающиеся па достопамятном факте, что сотни тысяч варваров ие одолели девяти
тысяч хорошо вооруженных и опытных в военном деле жолнеров.
Как ни величался Хмельницкий перед королевскими послами своею вечною
дружбою с Татарами, но никто лучше его не знал, что Татары друзья опасные. Еще до
прихода к Збаражу, о козацкпх союзниках царские люди доносили в Москву такия
вести: „А Татаровя стоят от Козаков верстах в 10 с своими полки, пте де Татаровя
украдкою их, Козаков, на проездах побивают, и в полон емлют, и конские сиада
отгоняют, и от того де козаки оберегаютца и етрашатца добре, что они, Татаровя, им,
козаком, ста* вятца сильны*.
Так было в самом начале Збаражского похода. 11о его окончании, Татары являются
друзьями того же самого свойства, Вестовщики доносили царю: ѴА шол Богдан
Хмельницкой, помиряеь с королем и отпустя от себя Татар, в свои городы з большим
опасеньем полками и с снарядом 10 дней, боясь от Татар погрому, потому что Татаровя,
будучи нынешнего лета в ИИолыпе с Черкасы вместе, многие литовские городы
повоевали и полон многой поймали... И для де того Хмельницкой от Татар держит
большое опасенье, потому что запорожские Черкасы многие нзпужились, и бредут
назад в городы свои иеиши*.
'В-момент превозносимого козацкимц историками торжества Хмельницкого над
Ляхами, в судьбе Козацкого Батька сделался поворот. Не помогла ему искусственная
встреча, сделанная пилявецким и львовским добычиикам в Киеве. Народ, который он,
аки Моисеи Израиля, спасал от ляипеекой неволи, встречал и провожал его песнями в
роде следующей, записанной мною самим на его родине:
.
61
Ой богдай Хмеля Хмельницького Пёрва куля не минула,
Що велив брати парубки й дивки II молодыи молодици!
Парубки йдуть спиваючи,
А дивчата рыдаючп,
А молоди молодици Старбго Хмеля проклинаючи:
Ой богдай Хмеля Хмельницького Нерва куля не минула! *)
Проклятия несчастного народа, без всякого сомнения, долетали до ушей возацкого
Моисея. Для такого сердца, какое выработали в груди нашего Хмеля иезуиты, сами но
себе эти проклятия значили столько же, как для его сподвижников крик облитого
горилкою и подожженного святоюрца; но этот возлюбленный сын своего
украйнокозацкого отечества веровал в таинственную силу слова, и погубленные им
