сказаниях летописцев и в основанных на них исторических монографиях.
Что касается ответа Гиреева, то, титулуя себя „по милости Божией счастливым и
милосердымъ", хан объявлял, что пришел зимовать в эти края и, поручив себя Господу
Богу, останется здесь
44
,
на зиму гостем. Если король желает переговорить с гостем и другом, то пускай
вышлет своего визиря, а он вышлет своего.
Вместе с ответом, прислал он и условия своей дружбы, а именно: 1) удовлетворить
Запорожское Войско; 2) уплатить недоплаченный гарач с какою-нибудь значительною
прибавкою; 3) предоставить Орде право—на возвратном пути воевать польские
владения вправо и влево огнем и мечем.
Тут же с ханским письмом подали королю письмо и от другого по милости Божией
счастливого и милосердого воина, Богдана Хмельницкого. Этот пел ту самую песню, но
на собственный, на козацкий лад, именно — молил о прощении, запуская панам и
королю свои когти в сердце, если только оно имелось у короля. Покамест он выражал
готовность уступить булаву Забугскому, лишь только его королевская милость
благоволит выслать его в Запорожское Войско. На языке действительности ото значило,
что кости нового гетмана, с обломками торжественно врученной ему под Белым
Камнем булавы, полетят в лицо королю так точно, как полетело через стол королевское
письмо, привезенное в Чигирин Смяровским.
Но всеподданнейшая и униженнейшая петиция Хмельницкого интересна в самом
складе своем: она изображает Козацкого Батька перед потомством лучше всех
портретов.
„Видит Господь Богъ“ (писал он), „что я, будучи нижайшим подножком
найяснейшего маестата вашей королевской милости, и родившись урожденным (то есть
шляхетным) Хмельницким, до сих пожилых лет моих, не был ни в каком бунте против
маестата вашей королевской милости, милостивого моего пана. Это показывает моя
верная служба еще вместе с славной памяти покойным родителем моим, Михаилом
Хмельницким, Чигиринским подстаростием, который на службе святой памяти отца
вашей королевской милости, как и всей Речи Посполитой, положил свою голову на
Децаре, где я находился при покойном отце моем и претерпел тяжкий двухлетний плен.
Когда меня Господь Бог благоволил освободить из этой неволи, я всегда пребывал
верноподданным при войске Речи Посполитой, и теперь свидетельствуюсь Богом, что
был бы очень рад, чтобы христианская кровь больше не лилась. А что ваша
королевская милость в панском писанье своем (к хану) благоволите считать меня,
подножка своего, за какого-то бунтовщика, о чем и мысли у меня нет, и знаю хорошо,
