мольбами и угрозами; три раза отбрасывал их бурным напором Артимир-бей. Наконец
подоспели две гусарские хоругви и королевские рейтары. Рейтары стояли против
азиятских наездников непоколебимо, а между тем маиор Гиза, с двумя компаниями
пехоты, повернувшись фронтом в левому крылу, открыл по Татарам непрерывную
пальбу, а генерал Артишевсвий разил Орду из пушек. Сколько раз ни бросалась она за
отступающими Поляками,, боковой огонь заставлял ее опомниться.
С утра до вечернего благовеста отбивалось таким образом королевское войско от
ханского. Под звон вечернего благовеста Татары отступили в поле на три стадии от
боевища и стали кормить лошадей. Теперь куда бы ни двинулось королевское войско,
всюду ждал его неприятель.
.
41
Король потерял в этот день, как пишут не менее 2.000 человек, заслуживавших
лучшей участи под начальством лучшего полководца. Сборное войско показало
значительную силу стойкости. До булавы недоставало только головы. Наш столько же
даровитый, как и коварный Хмель, не обнажив еще сабли, одною сметливостью своею
побил цвет королевского войска.
Вечером было видать панам, как у татарского и у козацкого ханов разбивали
палатки в полумиле от королевского лагеря. Ко* роль расставил крепкия стражи, велел
жолнерам стоять всю ночь под оружием, насыпать окопы и разобрать мосты на Стырне.
Не сходя с коней, стали совещаться, чтд делать далее. Артишевский вспомнил свою
старину и утверждал, что занятая войсками позиция дает возможность обороняться от
400.000 варваров. Боевая фантазия разыгралась в нем до такой степени, что он
вызывался довести короля и войско до Збаража. Это показывает нам, что были в
польскорусском обществе силы, рвавшиеся из-под гнилого правительственного состава
к мужественному выбору между честною смертью и бесчестною жизнью. Но эти силы
были, можно сказать, погублены королевско-канцелярскими проволочками и
порядками. В настоящем положении дел благородная решимость наших Артишевских
сделала бы не более того, чтб возмогло сделать великодушное мужество наших
Вишневецких. Малолюдное сравнительно панское войско само пришло в широко
расставленные неприятельские руки. В Зборове ли, или в Збараже, рано ли, или поздно,
но Чигиринский мурлыка сделал бы над варшавскою мышью свой цап-царап.
Поняла теперь это безразсудная мышь, и вспомнила о пренебреженном совете
Ногайца—разъединить Хмельницкого с Ислам-Гиреем. Было уже поздно прибегать к
этому средству,’ но лучше поздно, нежели никогда. Лучше поступиться хану всем, чти
