Полякам еще больше тем, что заманивали к себе на заработки сельскую молодежь
обоих полов, которая, заразившись привычками разгульной жизни, норовила оставить
сельский быт навсегда. Каждый дурной член сельского общества, совершая свои
проказы, имел в виду укрывательство среди мещан, под их одеждой, делавшей беглеца
неузнаваемым. А хотя бы перебежчик и был узнан в городе, то польские Немцы имели
обычай не выдавать пришельца; в случае же крайности, спроваживали его в другой
город и даже за-границу. По мере того, как заграничные города извергали из себя все
им ненужное, тягостное или вредное в сельскую Славянщину (ибо не лучшие, а можно
сказать, одни худшие Немцы переселялись в Польшу), они из сельской Славянщины
привлекали молодых людей, поставленных в необходимость работать им за кусок
хлеба, то в виде бесприютных бродяг, то в виде ремесленных учеников. Кроме того,
перед началом каждой жатвы, заграничные Немцы, чрез посредство польских граждан,
вербовали в Польше сельских работников, и подрывали таким образом сельское
хозяйство польское.
Убыль рабочей силы от соседства полу немецких городов и от вербовки крестьян
для заграничных зарабатков заставляла землевладельцев принимать
противодейственные меры. На шляхетских съездах выработался наконец закон,
дозволявший отлучаться в города и за-границу только тем членам крестьянских
семейств, которые составляли в них как бы излишек. Положение сельского мужика
затруднялось, во затруднялось в соразмерности с тем, какъ
.
37
нарушал он обязательства своего подданства, первоначально добровольного. За
невозможностью в том веке принять меры более человечные, одно зло
нейтрализовалось другим. Оба, соединенные нуждой, сословия искали выхода из
местных обстоятельств, и каждое находило его в том, что зависело от него.
Недовольный паном мужик бежал к его соседу, или в городские цехи. Обманутый
мужиком пан ограждал свое хозяйство строгими мерами закона.
Когда экономические дела находились в таком натянутом положении, оба
хозяйственные класса, эти, можно сказать, две руки одного и того же промышленного
тела, напали на такой из него выход, который обещал им восстановление согласия,
нарушенного соблазнами грубой свободы. Этим выходом было заселение малорусских
пустынь, открывшихся перед нами после соединения Литвы с Польшею, или
гражданской унии, совершившейся в Люблине 1569 года. Но здесь и паны и их
подданные встречали новые препятствия к экономическому благоденствию.
