— Леди и джентльмены, меня зовут Патриция Сильва. Я пилот этой молочной тележки.
Из коек раздался дружный смех.
— Мы отстыкуемся от «Израэля» где-то через десять минут и совершим посадку примерно через пятьдесят. Так что спустя час вам предстоит вдохнуть совершенно новый воздух. На борту у нас губернатор, так что мы позаботимся, чтобы все прошло гладко, — может, сорвем с него какой-нибудь бонус.
Все опять захихикали, даже пилот. Элви ухмыльнулась, Фаиз ответил ей тем же. Эрик прокашлялся.
— Ну, — с наигранным смирением произнес Фаиз, — мы прошли этот путь до конца. Остался последний шаг.
Она не могла определить, где болит. Боль была слишком велика, она занимала весь мир, поглощала все. Элви осознала, что видит что-то. То ли большую суставчатую крабью ногу, то ли сломанный строительный кран. За ним тянулась плоская равнина озерного дна. У основания конструкции земля становилась неровной. Элви представилось, как кран прополз по темному сухому дну — или рухнул на него. Ее измученный рассудок попытался сопоставить этот образ с обломками челнока, впрочем, безуспешно.
Искусственная конструкция. Руины. Какое-то загадочное строение чужой цивилизации, создавшей протомолекулу и кольца. Теперь оно пусто и заброшено. Элви вдруг ярко вспомнилась художественная выставка, которую она видела в детстве. Там было крупное изображение сброшенного в кювет велосипеда на фоне развалин Глазго. Вся катастрофа в одном образе, лаконичном и красноречивом, как стихотворение.
«Я хотя бы увидела, — подумала она. — Все-таки добралась сюда перед смертью».
Кто-то вытащил ее из разбитого челнока. Повернув голову, она разглядела желто-белые огни стройки и ряды лежащих на земле людей. Кто-то стоял. Кто-то ходил среди раненых и убитых. Она не узнавала ни лиц, ни манеры двигаться. За полтора года на «Израэле» она всех научилась узнавать с первого взгляда, а эти люди были незнакомыми. Значит, местные. Самозахватчики. Нелегалы. В воздухе пахло пылью пожара и тмином.
Видимо, у нее случился провал в памяти, потому что женщина возникла рядом словно в мгновенье ока. На руках у нее была кровь, лицо испачкано грязью и рвотой, чужими.
— Вам сделали перевязку, пока все в порядке. Я дам вам обезболивающее, и постарайтесь не двигаться, пока мы разберемся с вашей ногой, хорошо?
Она была красива суровой красотой. На темных щеках черные точки, разбросанные, как бусинки на вуали. Белые нити вплетаются в черные волны волос — словно лунные блики на воде. Только на Новой Терре не светила луна. Зато светили миллиарды незнакомых звезд.
