Жанна-Антуанетта улыбнулась уголками губ, выслушав пылкие восхваления в адрес господина Жеодара, который окончательно покорил старую нянюшку своей любезностью и хорошими манерами.
Прекрасная мадам Ленорман д’Этьоль была урожденной Пуассон, и, хотя она и очень любила Батистину, это не мешало ей испытывать жгучую зависть к титулованной подруге. Быть дочерью графа де Вильнев-Карамей — какое счастье! Сколько раз она мечтала оказаться на месте подруги…
— Ужасно длинная дорога! Надеюсь, нам осталось ехать не очень долго! — скорчила гримасу госпожа Ленорман, обмахиваясь веером. Было видно, что она нервничает. Батистина же и бровью не повела. Она ничего не видела и не слышала. С момента отъезда, вопреки всем ожиданиям, девушка замкнулась и хранила молчание. Ее головка покоилась на атласном валике, а глаза провожали стоявшие вдоль дороги деревья. Казалось, ее голубые глаза навсегда погрузились в созерцание какого-то бесконечного волшебного сна или чудесной грезы.
Легкий туман стлался над землей в лесу Санлис. Замки Мортфонтен и Роше разделяло не более двух лье. Голубая карета Жанны-Антуанетты весело катилась вперед. Обладавшая утонченным вкусом и обожавшая роскошь молодая супруга богатого буржуа приказала выкрасить свои кареты одну — в голубой, а другую — в розовый цвет. Когда она выезжала в свет, то всегда выбирала ту из них, что, по ее мнению, составляла контраст с цветом ее наряда. Сегодня она оделась во все розовое и потому выбрала голубую карету. Два факельщика, почти навязанных любезным Жеодаром в качестве сопровождения, гарцевали по обе стороны кареты, готовые осветить путь, как только в этом возникнет нужда. Но, в общем-то, они были не нужны: часы не пробьют и половину четвертого, как подруги прибудут в замок. Жанна-Антуанетта, разумеется, проведет там ночь, чтобы составить компанию Батистине.
Внезапно сбоку затрещали кусты.
— Эй! Стой! Тпру-у-у! — закричал кучер, сдерживая лошадей, чтобы пропустить лань или лося. Лучше бы он этого не делал! Ему следовало бы стегать лошадей изо всех сил, чтобы миновать опасное место, — из зарослей на дорогу, прямо перед каретой, выскочил огромный кабан. Это был старый секач, не менее четырехсот фунтов весом и футов пять в длину. Страх и почтенный возраст сделали его опасным. Вместо того чтобы спокойно проследовать своим путем и добраться до логова, зверь решил, что его травят. Он обернулся, глухо заревел и, увидев, что карета остановилась, стремительно понесся на лошадей.
