— Я супчику хотел поставить. Пшенки немного расстарался, масла растительного… И Тимофей Иваныч с нами, значит, перекусит.
В последние недели дед изо всех сил лебезил перед Олейником и даже перестал жрать в одиночку, делясь с нами продуктами, которые ухитрялся добывать на левых заработках.
— Иди, иди, потом поставишь, — нетерпеливо махнул рукой бригадир.
— Итак, Слайтис, — загнул второй палец Волков. — Кадр еще тот! Кроме своих земляков-прибалтов, никого за людей не считал. Мог напороться на пику из-за собственного гонора или, скажем, кому-то понадобилось место в хлеборезке. Согласен?
Тимофей обращался исключительно к Олейнику, пока ни о чем не спрашивая меня.
— Согласен, — кивнул Олейник.
— Идем дальше… Проходит две недели, внезапно умирает Мишка Тимченко. И здесь, казалось бы, ничего особенного. Сколько народу в прошлом году древесным спиртом отравились?
— В декабре сразу четверо и один ослеп.
— А в этом?
— Весной санитар Бычков умер, ну и Мишка с Сорокой.
Тимофей задумчиво пощелкал пальцами.
— Мрут люди от спирта… Но меня другое интересует. Почему умирают один за другим те, кто в апреле ездили снимать пробы на Илим. Лунев, Слайтис, Кутузов. И, наконец, наступает очередь Малька. Первая попытка оказалась неудачной — я помешал. Но они повторят снова, будьте уверены.
Я сглотнул слюну, чувствуя, как быстро колотится сердце. Страх опять сковывал меня.
— Так что там на Илиме случилось, Малек?
— Ничего не случилось…
— Врешь.
— Не вру.
— А почему ваша компания, которая на Илиме побывала, почти вся мертвая?
— Откуда я знаю, — продолжал тупо отнекиваться я.
— Мне сдается, все ты знаешь, но боишься рассказать. — И жестко добавил: — А чего тебе бояться? Тебя все равно пришьют. Не сегодня, так завтра. Если эти ребята дело начали, они его обязательно закончат.
Волков сидел набычившись, вытянув вперед узловатые кисти рук. Извилистый шрам, пересекавший левую скулу и висок, налился красным. Он впивался в меня сощуренными, горевшими злобным упрямством глазами. Вот так же полтора десятка лет назад Волков допрашивал пленных партизан, с крестьянской дотошностью докапываясь до истины?
Да, Волков спас мне жизнь, но в этот момент я его ненавидел. Я, как щенок, хотел пересидеть опасность в темной норе, где бы меня никто не трогал, а Полицай вытаскивал меня из этой норы.
Я смертельно боялся Дегу, Захара, Шмона и всю их компанию. Они обещали меня не трогать, если буду молчать, и в этом я видел сейчас свое единственное спасение.
