Пока Москва держалась.
«Но как ее держать дальше? — прикидывал царь. — Хлеб дорогой — народ волнуется, служилых людей мало, казна почти пуста… Хорошо хоть северные дороги не захвачены: может, придет подмога-то».
А еще думал Шуйский, надо бы распустить слух по всем городам, будто войска царские крепко побили восставших.
«Эх, кабы на самом деле разбить Ивашку, — тяжело вздыхал царь и ложился в постель. — Да и соснуть бы…»
Из Москвы вернулся Павлуша.
Он с атаманом Аничковым проник в столицу с северной стороны, пристроившись к ярославскому обозу. Как был схвачен Аничков, Павлуша не знал: народ возмущали они на разных улицах. Павлуша вначале был на Покровке, а потом пошел в Китай-город. Потолковав кое-где с холопами, он захотел подойти к усадьбе князя Телятевского. Думал, может, кого встретит из знакомой дворни. И верно, вскоре увидел, как на улицу вышла старуха Авдотья.
Брела старуха, постукивая клюкой, медленно, и Павлуше пришлось терпеливо ждать, покуда она завернет за угол. Там догнал ее Павлуша.
— Ты кто? — подслеповато уставилась на него старуха.
— Павлушку помнишь?..
— Господи!.. А я давеча по твою душу свечку ставила. За упокой. Слыхала, порубили тебя татары.
— Рано хоронишь, матушка. Еще нету той сабли, что про меня сделана.
— Откель же ты взялся? — удивлялась она.
Павлуша приложил палец к губам.
— Ишь ты! — смекнула Авдотья. И спросила совсем тихо: — Ивашка-то Болотников, что у стен стоит, не наш ли?
— А то кто ж! — гордо улыбнулся Павлуша.
— Над-оть, какой власти сподобился!
— Погоди, войдет Иван Исаич в город, новый тебе кожушок даст. У боярских девок отберет, а тебе даст.
На, скажет, Авдотья, носи. Твой-то весь рассыпался… Ты вот что, ответь, князь Андрей Андреич здравствует?
— И-и, милый. Нету его в Москве. Он сперва за царя Бориса был. Потом в темницу его упрятали. Потом выпустили да опять хотели взять — за что, не ведаю, — а он убег. Прихватил мужиков, что в доме оставались — и поминай как звали.
В Москве Павлуша пробыл три дня.
Про гибель Аничкова услыхал от людей. Говорили, что смерть свою он принял без страха. Не дождались прислужники Шуйского стонов и воплей. Даже посаженный на кол, призывал атаман бить господ, кричал, что царь Димитрий Иоаннович жив и скоро отомстит всем изменникам. Палачам пришлось застрелить Аничкова.
— Вечная ему память, — тяжело произнес Иван Исаевич, выслушав Павлушу и перекрестившись.
