— Позвать Фому и Пахома… — приказал он.
Когда оба явились, спросил, оглядывая бывших стрельцов:
— Кафтаны ваши красные целы?
— На ночь ими покрываемся.
— Зипуны снять, — повелел «царевич Петр», — кафтаны наденьте. И ко мне. Да быстро!
Не без досады сняли Фома и Пахом добротные зипуны и облачились в старые свои кафтаны.
— А теперь слушайте, — сказал «царевич». — Дело, стало быть, такое. Возьмите лошадей…
* * *
Городской страже было хорошо видно, как по дороге шли человек двадцать мужиков со связанными руками. Позади них возвышались на конях двое стрельцов.
— Беглых ведут, — заметил один из стражников.
Когда толпа приблизилась к воротам, стрельцы спешились.
— Куда путь держите? — спросил старший стражник у высокого стрельца.
— В Путивль, — ответил Пахом, — служить царю Димитрию Иоаннычу. — И неожиданно ударил стражника саблей.
В тот же миг «беглые мужики», сбросив с рук веревки, выхватили длинные ножи и турецкие ятаганы. Не успели стражники взяться за сабли, как полегли все на месте. Лишь одному из них, стоявшему в стороне, удалось скрыться. В смятении прибежал он к дому, где второй день играли свадьбу.
Веселье было в разгаре: смех, песни, лихие пляски… Выдавал замуж дочь воевода. Стол ломился от закусок, а вина и меду было море разливанное.
Захмелевший воевода поначалу не мог понять, что нужно от него трясущемуся, всклокоченному ратнику.
За столом грянули песню, но несчастный ратник не услышал ее.
— Ка-заки… — запинался он, — всех у ворот порезали…
До воеводы вдруг дошел смысл сказанного. Краска с лица отхлынула, он привстал, вцепился рукой в кушак ратника.
— А Тишков где? — спросил он про старшего стражника.
— Зарублен…
— Измена! — закричал воевода. — Сабли вон! — И бросился к двери. Гости так и не поняли, что случилось. Подумали, видать, спьяну нашла на воеводу блажь хвататься за саблю.
Воевода выскочил из дому, а по улице уже неслась толпа. И впереди верхами два стрельца. Воевода выдернул из-за пояса пистоль и, подождав, покуда подскачут стрельцы, спустил курок. Фома покачнулся в седле, стал медленно оползать на землю. Воеводу схватили, хотели зарубить на месте, но Пахом не дал.
— Пусть, — молвил он, — суд вершит сам царевич.
Когда Илейка с казаками вступил в город, к его ногам приволокли и бросили воеводу.
— Стало быть, так встречаешь царева племянника — с пистолем в руках? — проговорил «Петр». — Да у тебя, чай, и для самого Димитрия Иоанновича хлеба-соли не сыскалось бы, а?
— Не ведаю, какому вору и разбойнику ты племянник, — с хмельной смелостью ответил воевода, — а только царь наш Василий Шуйский. И я крест целовал ему верно служить.
