— Кто ж так шьёт, дядь Вань? — ставя бидончик на полированную гладь стола, хмуро изрёк Котька. — Отдал бы моим, враз заштуковали бы.
— Чё пришёл? — не поднимая глаз от шитья, нарочно не замечая бидон, буркнул Кузьмич.
— Пиво принёс. Очувствоваться надо.
— И всё?
— Окстись, дядь Вань, семи часов нет. Закрыты магазины.
— А дежурный?
— До него полдня шлёпать трезвыми ногами.
— А ресторан в порту?
— А деньги где такие?
— Вот в кепке, — крутанул головой Кузьмич. — Сберёг.
Он, кособочась, приподнялся и попробовал встряхнуть тельняшку, но та будто зацепилась за что-то и вырвалась из его рук.
— Чёй-то? — не понял Иван Кузьмич, и тряхнул сильнее. Тельняшка не поддавалась.
Котька нагнулся, глянул снизу и заржал, не в силах разогнуться:
— Полундра! Ты её…, ты её…, к гульфику пришил!
Кузьмич недоверчиво и осторожно сунул руку в мотню и тут же, поскуливая, стал рвать нитки:
— Будя щериться, верзила! Налей пива, не вишь человеку плохо!
— Плюнь на грудь, а то помру без солёного моря! — хватался за бока Котька.
В приоткрытую дверь просунулась голова Гункина:
— Мужики! Не забыли перевозить нас сегодня?
— Гунькин, чёрт! — цикнул на него Фролов. — Надо же под руку явиться! Ты бы ещё в пять утра припёрся. Из-за тебя пиво расплескал.
— Не Гунькин я, а Гункин, — обиженно промычал учитель.
— По нашенски Гункин — немец, а ты, Павел Борисович, чистокровный русак, значит, опять же по нашенски — Гунькин! — не отрываясь от кружки, бурчал Кузьмич. И вдруг, словно вспомнив давно искомое, но запамятованное, громко вскрикнул: — Ей богу, верно будет, ежели твои деды с истари Кункиными звались! А?
— Да ну вас к лешему! — застенчиво хихикает учитель. — Шкаф-то придёте тащить?
— Не терпится? — щерится Кузьмич и с кряканьем подмигивает Котьке. — Гули да гули, ан и в лапти обули!
— И не говори, кума, — подхватывает Костя, — у самой муж пьяница!
— Вечером, вечером, мужики! — понимающе приговаривает Павел Борисович и, чихнув от возбуждения, исчезает.
— На праздник и у воробья пиво! — говорит ему вслед Кузьмич и вторично наполняет кружку.
* * *
Солнце уже вровень с крышами. Душно. В доме одна за другой распахиваются настежь двери. Слышно, как со звоном бьёт в донышко ведра тугая струя воды из колонки.
Пиво только раззадорило Кузьмича. Он без наслаждения, торопливо курил ленинградский «Беломор-канал» и нетерпеливо поглядывал на осоловевшего Котьку. Наконец, не выдержал:
— Извини, паря. Вчерась не утерпел, купил тут на твои.
Фролов чересчур поспешно достал из посудного шкафчика четвертинку и, повертев пузырёк в корявых пальцах и глянув жидкость на свет, хмуро спросил:
