— Терентьевна! — крикнул Андрей Евдокимович, услышав стук ведра за дверью. — Кто положил эту штуковину?
Старуха недоуменно глянула на председателя:
— Какую?
— Ну вот, еще объяснять. Да вон старую урну.
— На́ тебе! Она уж года три там лежит. Чё это ты, Андрей Евдокимыч?
«Удивительно, — вздохнул он, — прямо-таки удивительно».
За стеной Иващенко громко спорил с заведующим фермой, что-то доказывая ему.
«Не любят его колхозники. Упрям уж больно. Изведет ни за что…»
«Не любят, а уважают, а меня любят, но не уважают», — снова, уже с болью, подумал он.
Дверь медленно и широко открылась, в кабинет ввалился старый плотник Степан Бондаренко, мужик великий ростом, неуклюжий и мордастый. Он был в расстегнутом полушубке и улыбался бессмысленной улыбкой. Каждому, кто хотя бы мало-мальски знал Бондаренко, было ясно, что плотник «на взводе».
— Привет начальству!
Андрей Евдокимович пожал протянутую руку и посоветовал:
— Иди-ка ты, брат, домой. Я понимаю, понимаю, что ты совсем трезвый. Но все же иди, отдыхай.
— Нет, ты вот скажи мне, когда будете платить по качеству, а? Сделал на «пос» — получай рублевку, сделал на «хор» — получай два, а ежели как настоящий мастер поробил — отвалите всю трешницу. А? Нет, вот ты скажи.
— Прежде всего надо план выполнять. Понял, план выполнять.
— А отчё мы его не выполняем, ты об этом знаешь, Андрей Евдокимович, нехужее нас. Тес вовремя не подвозили? Не подвозили. Гвоздей не было? Не было.
— Задержка из-за теса и гвоздей была всего неделю.
— Э-э, нет, — Бондаренко погрозил пальцем.
— Можно посмотреть по документам бухгалтерии.
— Хо-хо-хо! — засмеялся плотник, и Андрей Евдокимович пожалел, что сказал об этом.
Бондаренко был человеком упрямым, любил поговорить с начальством с подковыркой и покритиковать начальство на собраниях. Свои выступления он начинал обычно с фразы: «Ежели смотреть с точек зрения бухгалтерских бумаг, то ничего вроде бы, а ежели посмотреть, что за этими цифрами кроется…»
— Нашел чё сказать, — не унимался плотник, вплотную пододвинувшись к столу и размахивая руками перед носом председателя.
— Бухгалтерия точно учитывает вашу работу, только она не может учесть халтуру, которой вы занимаетесь на стороне, — сказал незаметно вошедший в кабинет Иващенко. — Столы, табуретки, которые вы сбыли в городе.
«Уже как-то узнал, дьявол», — удивился Андрей Евдокимович, радуясь, что нахального плотника припирают к стенке.
— А чё… я за труд свой. Это при коммунизме будет — пошел ды взял скока хошь.
