— А это вот Нина, Нина Чернышева, наша старшая наборщица. — Алексеенко указал на худенькую остроносую девушку, которая, прислонившись к реалу, смотрела, улыбаясь, на нового редактора. — Она у нас навроде директора типографии. Лицо грозное в местном учреждении.
— Шрифт с подоконников и пола надо убрать, — сказал Сергей негромким ровным голосом. Ему не хотелось с первого дня изображать из себя строгого руководителя. — И грязи здесь многовато.
— Куда денешься от нее, — вздохнула Чернышева. — Типография.
— В типографии тоже должно быть чисто. Окна у вас, наверное, года три не мыли. А пол моют?
— Да так… Раза два в месяц, а иногда и раза три.
— Надо раз в неделю.
— Уборщица откажется, — вставил Алексеенко. — Она и сейчас готова уйти.
— Найдем другую.
— Трудненько будет найти. Зарплата мала, а работенки дай бог.
Отворяя дверь в коридор, Сергей услышал недружелюбный голос Чернышевой:
— Новая метла всегда старается чисто мести.
— Чей теленок? — спросил Сергей с порога.
— Вашего покорного слуги. — Алексеенко смущенно засмеялся. — Корову держу. Без этого в деревне нельзя. Она здесь стоит, во дворе редакции, в хлеву. Тесно там. Лечь корова еще может, а хвост ей протянуть, прямо скажу, некуда.
— Расширить надо хлев.
— Да, конечно. Только не мог же я за счет редакции. Корова-то моя все-таки. А расширять хлев во дворе редакции за свои деньги вроде бы нелепо.
— Телка надо убрать. Немедленно! Редакция все-таки, а не скотный двор. Вы меня простите за откровенность.
— Ничего, ничего. Завтра утречком уведу. У себя на кухне пока подержу. Скоро лето.
— А почему здесь так темно? Почему нет лампочек?
— Лампочка-то висит, да гаснет часто, а если торит, то неровно. Говорят, на станции что-то сломалось. Новую электростанцию у нас строят. Да только когда она будет.
— Окно прорубить.
— Руки не доходили. С весны до зимы приходится в колхозе работать уполномоченным. И газету выпускать. Зимой легче. Но опять же не будешь зимой стену прорубать.
— Так тоже не годится.
— Вы молодой, энергии у вас больше. Сделаете.
В голосе Алексеенко Сергей почувствовал скрытую насмешку и бросил коротко и жестко:
— Сделаем!
Когда они вошли в редакцию, Алексеенко сморщился и почесал затылок.
— С января здесь не занимался. Печь, лешак ее дери, испортилась. Весь дым, вместо того чтобы наружу идти, в комнату выходил. Печку мы на днях переложили. И сегодня утречком подтапливали немного. Вроде бы все в порядке. Вам с семьей, видимо, в кабинете редактора пока придется пожить. А потом квартиру где-нибудь дадут.
