История одной любви | страница 71



Вот ты напоминаешь мне в своем письме о Жениных письмах. Хочется спросить, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, что я далеко не так близорук, чтобы ценить людей по их красивым словам, выражениям, письмам, даже по красивым мыслям. Нужно уметь ценить их по их делам, а не по лозунгам, которые они провозглашают.

У меня нет сожалений ни о чем. Я счастлив тем, что у меня всегда хватит сил с корнем вырвать из памяти все, что недостойно того, чтобы о нем помнить. Другие это делают с трудом, с большими мучениями. Я это делаю смело и всегда бываю собой доволен.

Уж кому-кому, а тебе можно было бы быть спокойной за все, тем более за то, что я могу сравнивать и ставить рядом то, что у меня есть самое лучшее и дорогое, с тем, что недостойно даже воспоминаний о нем.

Я не боялся и не боюсь сказать о недостатках твоих писем, и ты на это не обидишься. Ведь в конечном счете наши письма нужны нам лишь постольку, поскольку нужны их авторы.

Разве нам не понятны наши мысли даже в самых простых, самых скромных выражениях? Разве письмо теряет что-нибудь оттого, что оно написано просто? По-моему – нет. Письмо теряет, если в его пышных фразах нет той теплоты, которая всегда даст письму все: и красоту, и образность, и ясность, и цену.

Я люблю твои письма вместе с тобой и не разделяю их от тебя так же, как не разделяю тебя и твои мысли. Я их вместе с тобой называю нашими и знаю, что ты не будешь возражать.

Прости, я несколько увлекся характеристикой наших собственных мыслей.

Заканчивая, хочу пожелать лично тебе и твоим родным всего самого хорошего, крепко обнимаю и целую тебя,

Всегда тебя любящий – твой Борис.

Вот и появляются первые упоминания о той таинственной поездке папы в Союз, которая состоялась сразу после знакомства с мамой. Появился какой-то новый персонаж, который я сразу стала связывать с той поездкой.

Когда я листала рукописные альбомы, сделанные папой, я видела в ней фото девушки и стихи под ними. Я спрашивала у мамы – кто это? Она отвечала, что это какая-то папина знакомая или подруга детства – уже не помню, но я всегда удивлялась, что мама не выбросила этот альбом и фото, а хранила так же бережно, как и свои архивы.

Я не утруждала тогда себя особыми размышлениями по этому поводу. Оставила – значит, так надо. Это папина история жизни, возможно, она ему дорога, и тоже имеет право на бережное хранение каких-то «материальных» ценностей о ней. Девушка была не такая симпатичная, как мама, поэтому во мне не возникло чувства ревности или повышенного интереса к ней.