Вместить в него ты сумела все, что хотела, и я понял тебя вполне хорошо. Эпиграф моего письма пусть будет моим ответом на твой. Но скажи, ты испытала себя, проверила? Ты говоришь это действительно сердцем и разумом?
Если да, то для меня это самое большое в жизни, и я сумею не только сберечь, но и ответить достойной взаимностью, нисколько не меньшей, чем ты. Могу сказать, что я говорю об этом, проверив себя всесторонне, и убедившись, что имею право сказать тебе эти слова сердцем и разумом, зная, что не встречу в себе разлада между мыслями и делами. Ответь на мой этот вопрос, и я с самым большим счастьем скажу, что ты достойна быть для меня не только лично другом, но и достойна заменить мне всех моих самых близких людей, которых я потерял преждевременно
Я буду счастлив, если найду в тебе воплощение всех моих самых лучших мыслей, надежд и стремлений, и смогу в конце своих писем писать тебе простые, но такие ёмкие слова – твой Борис, и видеть в конце твоих писем ко мне – твоя Инна.
Твой Борис.
* * *
30 января 1949 года
– О любви не говори – о ней все сказано.
Сердце, верное любви, молчать обязано.
Без причины не гори, учись владеть собой,
А молчать не в силах – пой!
Боренька, родной!
Сегодня уже второе письмо начинаю тебе писать. Прошло три часа, как нас разъединили. Но я не обижаюсь на них, ведь мы с тобой и так долго говорили сегодня.
Борик! Мне очень не нравится твое плохое настроение. Ну, что ты ждал в моих письмах такого особенного? Вечно тебе все что-то кажется! Ведь ты же знаешь уже все мои мысли, и я очень рада, что ты умеешь понять даже то, что не написано, а только о чем подумано мною. А теперь ты отказываешься это делать. На твое письмо я тебе уже ответила, что мой эпиграф надо понимать так, как он написан. Об этом я тебе уже писала, когда была у тебя, об этом написала в письме от 24 января, об этом же пишу и сейчас.
Какие доказательства тебе нужны к этому еще? Их и так слишком много: разве то, что я использую каждый удобный и неудобный случай, иногда – даже не считаясь со своим самолюбием и гордостью, приехать к тебе, чтобы хоть несколько часов видеть тебя, не доказывает тебе это?
Разве я имею какое-нибудь право оставаться так долго с тобой, а я это делаю! И ты думаешь, что мне все это дается легко и просто?
Что прежде, чем пойти на тот или иной шаг, я ни о чем не думаю? Почему? Думаю! И не мне объяснять тебе это.
Я слишком доверяю тебе во всем, если поступаю так, как до сих пор. Но ты пойми, что такая доверчивость с моей стороны исходит потому, что меня никогда еще никто не обманывал, и в моем присутствии никогда не было позволено ничего лишнего не только в отношении меня, но и в отношении других. Но ведь я не маленькая и понимаю, что поздно будет дуть на воду, когда обожжешься на молоке. Ведь не один ты задавал мне такой вопрос, который ты называешь самым главным.
