История одной любви | страница 10



Так и люди, обладающие большим внутренним теплом и светом, вместе с тем обладают и этой замечательной способностью – приводить в движение, повышать инициативу, стимулировать жажду к большому делу у окружающих их людей.

Я хочу, чтобы ты всегда знала и всегда помнила об этом и никогда не допускала бесцельного светоизлучения, которое освещает не твою конечную цель, и не то, что стоит на пути к ней, а что-то постороннее, чуждое и тебе, и людям, в которых ты видишь попутчиков на своем пути.

Ты сейчас опять скажешь, что придется о чем-то догадываться и понимать в переносном смысле… Конечно, да!

Но я не сомневаюсь, что ты все-все понимаешь. Хочется еще привести в знак доказательства хорошо знакомые тебе слова:

– И ничто ее не потревожит,

И ничто ее не бросит в дрожь.

Кто любил, уж тот любить не может,

Кто сгорел, того не подожжешь!

/Есенин/

О чем говорят здесь последние слова?

Как раз о том, когда люди теряют способность быть источником света и тепла и превращаются в предмет отражения.

Правда?

Не обижайся на меня за то, что мое сегодняшнее письмо я посвятил именно этому вопросу. Я это сделал просто потому, что на улице так нехорошо, что при виде этой сырой темноты становится действительно холодно.

Меня согревают мои теплые мысли о тебе, именно потому я и написал о внутреннем тепле и свете.

А сейчас хочу спросить:

– Почему ты бросила трубку и рассердилась на мое молчание? А я

специально молчал и знал, что ты мне напомнишь об этом. Я оказался прав.

Ну, хорошо, прости. Быстрее выздоравливай. Желаю успехов во всем.

До свидания.

С горячим приветом и глубоким уважением – Борис.

* * *

8 октября 1948 г.

«Нет большего горя, как в минуты грусти вспоминать о минувшей радости».

Боря!

Время только 17.30, но уже смеркается, а у нас погас свет. Иду на почту и решила написать несколько слов и тебе. Ведь письма идут очень долго, а мне хочется все время говорить с тобой.

Я не знаю, придется ли мне быть в Потсдаме или нет на этой неделе. Никаких официальных дел у меня там пока нет, но я думаю настоять, придумать какую-нибудь причину. Впрочем, они сами догадываются, почему я прошусь туда.

У нас очень скучно: фильмы идут старые, работа и простуда не позволяют даже на велосипеде покататься, да и не хочется одной куда-либо ехать.

Прошла уже неделя с тех пор, как я вернулась из Потсдама, а кажется, что прошел целый месяц. Жду твоих писем, а пока заканчиваю – стало уже совсем темно, ничего не видно.

До свидания.

С приветом и наилучшими пожеланиями.