— Нет… — отвечал сатир. — Но я философ и умею радоваться всему на свете…
— Не надо радоваться ничему на свете… — угасшим голосом проговорил старенький фиваидский отшельник. — Ибо все прах и тлен и сети дьявола…
— Какие странные речи!… — заметил дряхлый и добренький апостол Иоанн.
— Да ведь это он излагает вкратце учение вашего общего Учителя… — сказал сатир с улыбкой.
— Никогда ничего подобного Он не говорил!.. — воскликнул апостол. — На пиру в Кане Галилейской Он претворил не вино в воду, но воду в вино на радость пировавшим… Он хотел всю жизнь человека превратить в светлый океан блаженной радости, а такой странной ненависти к жизни мы и не подозревали…
— Конечно, старец преувеличивает, — сказал гуссит, которого некогда во славу Господню сожгли на костре. — Но тем не менее для спасения души очень важно, принимаем ли мы причастие sub utraque, как справедливо учили мы, или sub una[4], как превратно учил папа.
— Еретик!.. — крикнул папа, ударив посохом о землю.
— Мало вас, видно, жгли. .
— Ты сам еретик!.. — сердито прокричал греческий монах.
— Как они однако вульгарны, эти новые люди!.. — сказал, пожав плечами, Сократ.
— Ну, дед, и тебя окружали ведь не одни Платоны… — расхохотался сатир. — Разве ты забыл о тех, которые угостили тебя цикутой?
— Я, человек, кажется, достаточно образованный… — заметил Юлий Цезарь. — Я сам написал труд, который в течение долгих веков с полным уважением цитируют историки, но эта вражда из-за слов утомляет меня. И я жалею, что Рок не дал закончить великому Риму свое дело; завоевать весь мир и, даровав ему вечный мир, всемилостивейше повелеть всем трудиться и радоваться под защитой мудрых законов наших…
— Хороша мудрость!.. — засмеялся весь залитый тяжелым золотом византийский царь. — Вы коснели во тьме язычества…
— Да ты сам схизматик!.. — крикнул папа.
— Вы все, господа, принимали жизнь слишком au tra-gique… — примирительно сказал Король-Солнце. — II faut s’amuser un peu, que diable![5] Как это ты пела свою песенку, Манон?
— Твою любимую? — с лукавой усмешкой спросила прелестная Манон. — Ну, слушай…
L'amour est une belle chose.
Qui nous cause Bien d'agrements!..
— Прелестно… — с улыбкой одобрил Король-Солнце. — Прелестно… Et puis?
— On perd la tete, — продолжала Манон, — On devient bete, — Oh, que c'est charmant![6]
— Браво, браво!.. — крикнул сатир. — Прелестно!..
— Брависсимо!.. — восторженно кричали флорентийцы.
— Какое легкомыслие!.. — сказал буддист. — Мы должны убить в себе всякое желание, — только этим путем спасем мы себя от жизни-страдания…
