А о нем говорят в народе, что хорош солдат!
Росту Фома невысокого, карий взгляд, говорит он, маленько окая, на вологодский лад.
Первый в роте по части доблести, очень сведущ в военной области. И в бою не жалеет крови и германца разит огнем. А еще есть молва о нем, о Фоме Лукиче Смыслове, о солдатском «Заветном слове».
Вот сидит он в лесу на пне — автомат на тугом ремне, гимнастерка на нем опрятная и заправочка аккуратная. Глаза хитроватые, зубы красивые, и усы седоватые, сивые. Козью ножку курит, говорит всерьез. А когда балагурит, то смех до слез.
А боец он и впрямь бывалый, и в бою — Фома запевала, геройских дел затевала. Удалой солдатской рукой наш Фома отправил немало гитлерья на полный спокой. Говорят, и у Волги был, и у Дона-то немца бил, и за Курском его видали, — на груди ордена и медали. Говорят, за бой у Орла и Фоме была похвала. Стал сержантом из красноармейцев, потому что храбр и душою чист.
А еще сыновья у него имеются… Супруга Фомы — на патронном заводе, а дочь санитаркою служит в роте. Так о Фоме говорят в народе.
Ладно Фома говорит с бойцами, связывает концы с концами. Вдали пулемет постукивает — немец лесок прощупывает. То пушка ухнет, то пуля юркнет, да это бойцам не ново.
А ново — заветное слово Фомы Смыслова.
О чести воинской
Слово в реке не ловится, да говорит пословица: беседа найдет соседа. Только с соседом речь заведешь, а глядишь, подошла молодежь, заглянула с плеча — послушать Фому Лукича, его беседы окопные, поговорочки его расторопные.
— Учись, молодой, слушай — пригодится на всякий случай. Прислонись к штыку да вокруг замечай, будь начеку! Это, чай, не небесный рай, а передний край!
Речь поведу о чести на ратном месте.
Сплю я и вижу сон на старинный фасон. Будто ко мне во сне является Смерть сама и говорит: «Собирайся, Фома! Довольно ты пожил! Много врагов уничтожил, а сейчас и твой черед!» И костлявой рукой за ворот берет.
А я-то помню во сне, что приказано мне: на рассвете залечь в секрете. Значит, я обязан, согласно приказу, жить на белом свете!
Я, брат, русский бывалый солдат, полный срок отбывал, дважды немцев бивал. Я на фронт пошел добровольно, потому что горько и больно видеть в неволе родные места. Совесть моя чиста, не отступал ни шагу, не преступал присягу.
Нарушить приказ да на тот свет? Нет!
Помирать, так со славой! И говорю костлявой: «Давай веди в рай, если не рано. Да вот беда, у меня на шее старая рана. Веди не за ворот, а за рукав».
