Зели послушно включает кран. Пока в раковину бежит вода, она с неприязнью взглядывает на свою компаньонку. Это новая сиделка — сиделки у нее никогда не задерживаются. «Ну что она ко мне пристала? — думает девушка. — Все время со мной кто-нибудь из этих глупых созданий, и днем, и ночью… постоянно несут какую-то чепуху… да и кто они такие — деревенщина, не понимают ничего; это невыносимо. Только бы мама приехала… Только бы ей рассказать… Она бы такого не допустила».
Стоя перед умывальником и держа руки в воде, девушка совсем позабыла, что ей положено делать. Подходит медсестра с выражением человека, сдерживающего законное раздражение, выпускает воду, дает ей полотенце и быстро, ловко приводит в порядок ее волосы.
— Вот так; а теперь нам надо поторапливаться. Гонг уже был — вы разве не слышали?
Зели с радостью входит в столовую — она любит поесть. Однако сегодня удовольствие ей портит то обстоятельство, что ее прибор поставили рядом с молодым итальянцем, который ей неприятен. Садясь между ним и своей сиделкой, она кидает подозрительный взгляд вбок на всклокоченного, узкоглазого юношу, который дразнит ее своими злобными проделками.
Сегодня он как будто собирается оставить ее в покое. Он не говорит вообще ничего, пока не съедено и не убрано первое блюдо. Потом, как только официанты начинают приглушенно постукивать чистыми тарелками, он наклоняется к ней и шепчет в ухо:
— И как нынче поживают ваши мама с папой, мадемуазель?
— Мои мама с папой? Их тут не было. — Она бросает на него пустой, но недоверчивый взгляд своих тусклых глаз.
— Как же, как же — они были тут сегодня утром. Я стоял в коридоре, когда они выходили из кабинета доктора. Он как раз прощался с ними. Я их видел и вполне отчетливо слышал фамилию.
Кажется, будто молодой итальянец поглощен едой, но на самом деле он — весь внимание, держит ухо востро.
Зели кладет в рот кусочек телятины с тарелки. Внезапно до нее доходит смысл того, что ей только что сообщили; ее озаряет: так вот в чем значение этих слов. Она роняет нож и вилку. «Мама была здесь… и уехала… не повидавшись со мной!»
Она сидит с той стороны стола, что ближе всего к двойным дверям. Двери почти за самым ее стулом. Все, что требуется, — встать и сделать два-три шага, и вот она уже за порогом. На миг все замирает в подвешенном состоянии. Официанты стоят наготове со своими тарелками. Не было ни шума, ни суматохи; секунду никто как будто не осознает, что произошло. Затем сиделка поднимается и идет за девушкой. Там и сям в зале поднимаются и другие, тоже выходят. Молодой итальянец низко склоняется над тарелкой. Рот его набит едой, челюсти серьезно жуют. Но уголки глаз морщатся от злорадства — он доволен.
