Пирог с казённой начинкой | страница 15



Цель конкурса — «выявление и информационное продвижение творчески одаренных современных поэтов и прозаиков» (слово «творчески» тут явно намекает, что существуют также поэты и прозаики, хоть и одаренные, но не творчески… может быть, административно? кулинарно? сексуально?). Из 42 двух работ, присланных на конкурс, жюри отметило 14, но в альманахе напечатано всё: и стихи, и проза, и воспоминания — ну только что ноты песен на стихи многострадального Рубцова в книгу не поместились, поэтому «информационно продвинуть» в массы еще и самодеятельных композиторов организаторам пока не удается.

Предисловия к сборнику написали Владимир Масян, глава местного отделения СП РФ, и саратовский лирик Николай Байбуза. «Русский глубинный патриотизм не нуждается для своей реализации в поиске и обличении врагов, а полностью осуществляется в любви», — докладывает Масян, невольно исключая себя же самого из реестра «глубинных» патриотов: слишком уж памятна его повесть «Игра в расшибного», где рассказчику покоя не давали «единокровные потомки Бени Крика из Одессы». У второго автора, лирика Байбузы, изначально не задались отношения с русским языком («Пример Рубцова беспощадное к себе служение русской поэзии»). Пунктуация отсутствует, смысл ускользает, так что в какой-то момент чудится вдруг, будто презентует Байбуза не победителей литконкурса, а обитателей чеховской палаты № 6, и в его строках притаилась некая угроза: пусть, мол, «читатели сами оценят своих земляков «тихих» и не очень» (пунктуация, как прежде, авторская).

Что ж, если — вслед за Байбузой — оценивать конкурсантов по их темпераменту, то «настоящих буйных» (говоря словами Высоцкого) здесь мало, но это единственное реальное достоинство книги. Больше всех, как водится, пострадал покойный Рубцов, оказавшийся объектом мемуаров и персонажем стихотворных обращений.

К примеру, Ольга Комарова видела поэта два раза в жизни и оба раза издали («в буфет стремительным шагом не вошел, а влетел невысокий мужчина в валенках»). И что? Вполне достаточно, чтобы прислониться к кумиру: «Как и он, я не попала в поэтическую моду своего времени». Татьяна Царева с подругой были на нескольких выступлениях поэта — и всё, мемуар готов: «Появился худенький мужчина с гармошкой […]. Мы уже примирились с его грязноватым длинным шарфиком, нерасчесанными редкими грязноватыми волосами на голове, пузырями на коленях стареньких несвежих брюк» (нюхали они их, что ли? —