— Так мы сами на тебя рассчитывали. Ты же чужаков да волшбу злую чуешь, прогнал бы, если что. А раз молчишь, думали, убралась она восвояси. Хотя ты же упырей на болото пустил, людей позволил угробить, нас чуть не схарчили, — разошлась Мокша.
— Довольно! — прервал леший. — За болотом сама смотри, для того ты здесь и поставлена. У меня забот и без того хватает. В лес я ходить никому не запрещаю, у меня ведь как: всяк ходи, только лесу не вреди. А ежели чужак чужака сожрать хочет, то мне до того дела нет. Земля плодовитей будет.
— А что же ты за нас с ними сцепился? — буркнул домовой.
— Так куда же от вас деваться? Вы в моем лесу живете, мне за вас и ответ держать. Свои вы теперь, родные, — Путята обвел взглядом огород. — А теперь цыц! Натворили мы дел… Скоро рассвет, огород воротить надо, покамест человеки не проснулись, а то вон что вышло, непорядок. Давай, домовой, твоя делянка — тебе и начинать. А мы подмогнем.
— Лежать без сил мне седмицу после такой волшбы, не меньше, — тяжко вздохнул Пафнутий. Поворошил выдранное из земли, побродил из стороны в сторону, будто не знал, за что взяться. Потом встал, вытянулся, руки по швам, заговорил:
— Плодородная землица, В память, что в тебе хранится, Разровняй всё, как было, Вспомни, что в тебе росло, Плодородило, несло, Подними скорей ростки, Тебе корни, нам — вершки!
Земля заходила ходуном, выровнялась, стала приобретать форму, появились грядки, показались слабенькие зеленые росточки.
— Мокшенька, водички, водички поддай. А ты, Путята, сил прибавь земле. Пускай лес поделится, с него не убудет.
Грядки враз налились влагой, растения потянулись вверх. Тут вступил в дело леший. Заскрипел руками, затрясся весь. В ответ в лесу зашумело, деревья передвинулись, будто лицом к нему повернулись, вокруг все задрожало. Из земли поперло со страшной силой, ростки мгновенно поднялись, как вытолкнул кто. Кусты смородины и крыжовника снова зазеленели, заблестели ягодами. Оголившиеся от Путятиного смерча яблони оделись в листву, зашелестели. Стало вокруг, как было, даже лучше. Живее, сочнее.
— Теперь Степан урожая в два раза больше соберет. Семью накормит и на продажу еще останется! — обрадовалась кикимора.
Путята тоже в лице переменился, оглядывал все, смущенно бубнил что-то, но вроде как радовался. Один Пафнутий осунулся, ссутулился, руки опустились — вид усталый, но довольный.
— Ну все! Осталось только забор подправить и прибраться, но это мы быстро. Мокша, присмотришь за домом? А то я теперь долго из-за печки не вылезу.
