— Иван, батюшка, что кричишь? — ответил откуда-то сверху другой голос, женский, нежный.
Тинка осторожно выглянула наружу. Она увидела рослого улыбающегося человека с рыжими, как морковка, волосами. В одной руке он держал маленькую квадратную плитку, другой пощипывал себя за витой ус. Послышались шаги по лестнице, и к мужчине присоединилась дама в пышном голубом платье. Это платье напомнило Тинке о маме, уходящей греть молоко. Как давно это было!
— Позволь представит. Марья, это мастер Данила. Видишь, какой славно сделано. Точно по эскизу, который я давать. Прекрасный работа! несёмте сюда. Как у вас говорят: «Берись друзьно — не будет грузно».
Иван захохотал, Тинка спряталась под Тимохин зипун.
— Платье у этой Марьи как у нашей мамы. А как есть-то хочется!
— Сынок, чего встал? Помогай давай.
Мышата сжались у тимохи за пазухой, чтобы ненароком не выпасть, пока ящики с изразцами заносились в дом.
— А выложить этими изразцами мой печка? Делать? У тебя умелый рука! И заплачу вдвое уговоренного. Мы, голландцы, ценим умелый рука.
— Позволите измерить ещё раз, сударь? А сын мне поможет, — сказал Данила.
Как видно, согласие было получено, потому что Тимофей, сунув подбородок за воротник, зашептал:
— Эй, Тимтинки, сейчас сниму одёжу, держитесь.
Он аккуратно положил зипун на массивную деревянную лавку и прошёл за отцом в соседнюю комнату. Было заметно, что хозяева ещё не успели обжить дом. Печка-голландка, которую с помощью верёвки стал по второму разу измерять Данила, была облицована только наполовину, занавесок на окнах не было. Сами окна были диковинные, разделённые на маленькие прямоугольники. Напротив печки стояло большое резное кресло с обитым кожей сиденьем, вдоль стен — несколько стульев.
— А у тебя в доме правильный печь? — спросил Иван у Данилы. — Про царский указ слышать? Куриные печи нельзя.
— Конечно, сударь. Уж скоро год, как запрещено курные печи класть. У меня кирпичная труба! Заработал!
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Тимка сестру. — Куриная печь — это что?
Тут вбежали в комнату девочка с мальчиком, оба рыженькие и опрятно одетые. Мышата, недолго думая, выбрались из Тимохиного зипуна и ринулись вверх по лестнице.
— Батюшка сегодня обещал меня с собою взять!
— Матушка, а можно мне бусы надеть?
— Что кричите, как торгаши на Мытном дворе? — строго сказала Марья. — Не видите, что отец с людьми? Вернитесь к себе сейчас же!
Мальчик и девочка, заметив Данилу и Тимоху, притихли, вышли в прихожую и стали подниматься по лестнице. А Тимка и Тинка уже сидели на большой книге в коричневом переплёте, по которому золотилась красивая надпись: «Брюсовъ календарь на 200 лicтах». Книга была заложена толстой чёрной ниткой. Тимка попытался добраться до нужной страницы: раз календарь — ясно, что закладка должна быть на сегодняшнем дне. И вот когда это ему почти удалось, в комнату вошли рыжие дети. Мышата замерли, словно фарфоровые статуэтки.
