Кого я смею любить. Ради сына | страница 61
И время потекло, потекло. Шумная Эрдра появлялась из глубины рощи, проносилась под дождем и исчезала в подземелье, ведущем к Луаре. Я тоже была словно в туннеле, и что-то быстро-быстро несло меня к скорой и резко-неожиданной развязке.
XV
В ту ночь — с 24 на 25 марта — было, наверное, около одиннадцати, когда этот скрип или, скорее, стон вырвал меня из кошмара, в который я была погружена, барахтаясь изо всех сил в свинцовой Эрдре, пытаясь удрать от щуки размером с крокодила. Щуки не стонут: спасенная странной логикой, которая бодрствует в глубине любого, самого нелепого сна, соглашаясь со всем происходящим, пока не возмутится какой-нибудь подробностью, я проснулась и предалась новым страхам. Маме хуже? Натали храпит так громко, что не слышала этого хрипа? Прикосновение потертого, шершавого коврика привело меня в чувство и вернуло мне точность слуха, четко определяющего, что кроется за каждым шумом в доме. Никаких сомнений: дверь в прачечную оставили открытой, и она постанывала, поворачиваясь от ветра на своих заржавленных петлях.
Впрочем, почти тотчас же она принялась хлопать, нарушая ритм, который тишина придала дыханию моей сестры. Ничего не поделаешь: надо спуститься в прачечную, пока эта дверь не перебудила весь дом. Выключатель оказался у меня под рукой, но я не зажгла свет. Я уже говорила: люблю бродить по ночам, как бы украдкой, ощупью пробираясь вдоль стен. В очередной раз мои босые ноги, такие же уверенные, как руки, распознали царапины на линолеуме, стертое ребро ступеньки. Сложившись пополам, я скатилась по перилам до прохладного хрустального шара на первом этаже, упершегося мне между грудей. Наконец я нащупала большим пальцем ноги плиточную тропинку между прихожей и кухней с небольшим углублением, вытоптанным в ней за век хождения между мебелью, вросшей в пол за век своего здесь нахождения. Но в кухне я пораженно остановилась, не сдержав глухого восклицания: напротив, в прачечной, посередине провинившейся двери подрагивал кружок света, освещая протянутую к ручке руку.
— Это ты, Иза? Ты тоже спустилась закрыть эту дверь?
Еще прежде голоса я узнала перстень с печаткой, золотую бородавку на руке Мориса, который продолжал:
— Мы тут что, в привидения играем? У тебя глаза, как у летучей мыши! Почему ты не зажжешь свет?
— А вы, Морис?
Кружок света ударил мне прямо в лицо, ослепив меня, а хрипловатый голос Мориса зазвучал ближе:
— Да ты в одной ночнушке! Теперь я понимаю, где ты подхватываешь ангину. А ну, марш отсюда!