Нервное напряжение последних дней, злость, сознание своего одиночества среди тысяч и тысяч враждебных ему людей заставляли Дасько всё больше и больше терять самообладание. Он всегда считал Бабия человеком далёким от «житейской суеты», замкнувшимся в искусство, и, что самое главное, — мягким, уступчивым, неспособным на решительные действия. Поэтому-то Дасько и направился сюда, к Бабию, в надежде на спокойное убежище.
— Ещё немного и ты начнёшь видеть в своём друге преступника, — Дасько постарался вложить в эти слова как можно больше беспечности и сарказма.
— Нет, зачем же, — неопределённым тоном ответил Бабий. — Просто мне интересно знать, как сложилась твоя судьба.
— Ты мне не веришь. Но чтобы у тебя не осталось никаких сомнений — вот мои документы. Возьми проверь их, раз у тебя хватает совести думать плохое о человеке, которого знаешь с детства.
Вся эта тирада была хорошо обдумана. Дасько рассчитывал, что Бабий — деликатный, нерешительный, каким его всегда знал Дасько, смутится, начнёт извиняться, полностью поверит своему собеседнику. Смотреть документы он, конечно, не станет.
Театральным жестом Дасько вынул из кармана паспорт и швырнул на стол. От резкого движения потрёпанная зеленовато-серая книжечка раскрылась. Стала видна фотография владельца паспорта на первой странице и его фамилия: «Роман Дмитриевич Дасько».
Почти в ту же секунду Дасько, как бы вне себя от гнева, схватил паспорт со стола и, потрясая им чуть ли не у самого носа Бабия, хрипло, возмущённо воскликнул:
— Вот, смотри, вот паспорт!
Рука Дасько дрожала. «Видел или не видел он фамилию в паспорте? — думал шпион. — Ведь он меня знает как Курепу».
Как ни быстро убрал Дасько паспорт, но художник успел прочитать, что там стоит вымышленная фамилия.
«Теперь всё ясно, — сказал себе Бабий. — Ясно».
Бабий молчал. Дасько стоял перед ним, с паспортом в руке.
— Хорошо, хорошо, — сказал художник. — Спрячь свои документы. Они никому не нужны.
«Видел или не видел?» — не оставляла Дасько настойчивая мысль.
— Ты меня прости, Ярослав, но обидно, когда ты, — понимаешь, ты! — выражаешь мне недоверие.
Художник потер ладонью лоб, как бы обдумывая какое-то решение.
— Ладно. Оставим это. Ты давно приехал в Кленов?
— Недавно. Думаю устроиться здесь в какой-нибудь из школ.
— Что же, это не плохо. А где ты живешь?
— Пока нигде. Если бы ты был так любезен, Ярослав...
— Что?
— Не разрешишь ли переночевать у тебя сегодня?
«Завтра рано утром уйду, — думал Дасько, — и больше не вернусь сюда, ну его к чёрту. Видел он или не видел фамилию в паспорте?»
