— Вполне, вполне можешь сойти, — отвечал тот улыбаясь. Затем, вызвав солдата, обер-лейтенант приказал:
— Отведите этого человека в помещение интеллигенции, да скажите на кухне, чтобы ему дали поесть.
Пройдя немного по коридору, солдат подвел меня к двери, у которой стоял часовой с ружьем с примкнутым штыком. Часовой отпер ключом дверь. Я вошел в нее. Замок железно скрипнул, и я уже по-настоящему оказался заключенным на целых три с половиной года.
Я оказался в большой светлой, с несколькими окнами, с побеленными стенами комнате. Посреди нее стоял сколоченный из досок длинный стол с некрашенными скамейками по сторонам. За столом сидело несколько человек в штатском. Вдоль стен комнаты на полу на соломе сидело и лежало еще человек тридцать. Я поздоровался, подошел к столу и сел на скамейку. Меня тотчас же окружили находившиеся здесь люди, у многих из которых на одежде были следы соломы, и стали расспрашивать, кто я, откуда и какие новости на фронтах. Я мог рассказать им только о прочитанном в газете сообщении о большом сражении под каким-то селением или городом Красником. В это время в комнату вошел солдат и принес мне обед — суп с кусочком мяса и половинку, фунта полтора (около 600 граммов), черного солдатского хлеба.
Так началась моя жизнь в плену. Утром я проснулся хорошо выспавшимся и спокойным от сознания, что мое положение хотя и таким образом, но все же определилось, что я теперь имею крышу над головой и какое ни на есть питание и ко всему тому нахожусь среди своих соотечественников. Нас по нескольку человек выпустили умыться. На завтрак нам выдали по пол-литра подслащенного кофе-суррогата и дневной паек хлеба. После завтрака нас вывели на плац на прогулку. Под охраной нескольких солдат с винтовками мы около часу ходили друг за другом по кругу, на расстоянии один от одного метра полтора-два. Разговаривать между собой нам не разрешалось. Эта мера казалась нам предельно глупой, как будто мы были из одиночек и власти боялись нашего общения, хотя мы кроме этого часа прогулки и так целые сутки находились вместе и разговаривали сколько душе угодно.
К обеду мне выдали солдатскую железную, луженную оловом миску с отгибающимися ручками-ушками, с крышкой в виде сковородки и луженую железную ложку Обед состоял из такого же супа с мясом, какой я ел накануне. В пять часов вечера нам дали по пол-литра подслащенного чая-суррогата, а в семь часов по порции какой-то каши с салом.
