Проклятая игра | страница 11
— Я слышал об этом.
— Если ты захочешь отказаться сейчас, пока мы не зашли слишком далеко, я прекрасно пойму тебя, — заявил игрок без тени иронии.
— Ты не хочешь, чтобы я играл?
Мамолиан крепко сжал тонкие сухие губы и нахмурился.
— Напротив, — сказал он, — я очень хочу, чтобы ты играл.
В его голосе послышалось — или нет? — нечто вроде печали. Вор не был уверен, обмолвка это или актерство.
— Но я не люблю, — продолжил Мамолиан, — тех, кто не платит свои долги.
— Ты имеешь в виду лейтенанта, — наугад сказал вор.
Мамолиан посмотрел на него в упор.
— Я не знаю никакого лейтенанта, — ровно произнес он. — Я знаю только картежников вроде меня. Некоторые хороши, большинство — нет. Они приходят сюда испытать характер, как и ты.
Он вновь взял колоду, и она зашевелилась в его руках, как живая. Пятьдесят две карты порхали в неясном свете, и каждая чуть отличалась от предыдущей. Они были почти неприлично красивы. За последние месяцы вор не видел ничего более целого и безупречного, чем их глянцевые рубашки.
— Я хочу играть, — произнес он, сопротивляясь гипнотизирующим пассам карт.
— Тогда садись, пилигрим, — сказал Мамолиан, как будто вопросов и не возникало.
Женщина почти беззвучно поставила кресло для вора. Он сел и встретил пристальный взгляд Мамолиана. Было ли в этих безрадостных глазах намерение причинить ему вред? Нет. Там не было ничего, что могло бы его испугать.
Вор пробормотал слова благодарности, расстегнул манжеты рубашки, закатал рукава и приготовился.
Игра началась.
Часть вторая
Приют
Дьявол ни в коем случае не есть наихудшее, как это часто представляют; я скорее имел бы дело с ним, чем со многими людьми. Он соблюдает свои соглашения куда более строго, чем иные мошенники на земле. На самом деле, когда настает время уплаты, он приходит точно в срок, с двенадцатым ударом часов, получает, свою душу и отправляется домой в преисподнюю, как и положено доброму дьяволу. Он всего лишь бизнесмен — честный и справедливый.
И. Н. Нестрой. Князь тьмы
I
Провидение
5
После шести лет тюремного срока в Уондсворте Марти Штраус привык к ожиданию. Он ждал, чтобы умыться и побриться утром; он ждал, чтобы поесть и сходить в сортир; он ждал свободы. Слишком много ожиданий. Все это было частью наказания, как, безусловно, и собеседование, на которое его вызвали в то унылое утро. Он привык к ожиданию, но к собеседованиям привыкнуть нельзя. Он ненавидел эту бюрократическую машину: личное дело с отчетами о поведении, о домашних обстоятельствах, о психиатрических экспертизах; необходимость раз в несколько месяцев стоять раздетым перед очередным невежественным тюремным служащим, пока он объясняет тебе, какое ты мерзкое создание. Это причиняло боль, и Марти знал, что не избавится от нее никогда. Никогда не забудет душную комнату, заполненную грязными намеками и разбившимися надеждами. Он будет помнить ее всегда.
