— А сына — Душан! — отвечала Катя и целовала его в плечо. Она доставала ему как раз до плеча.
Им было радостно. Все у них впереди. Порою даже казалось, что войны нет, что победа уже наступила.
Но война шла. Когда через неделю они возвращались в свой партизанский отряд, той деревни уже не было. Ее сожгли фашисты: за связь с партизанами. Позже они узнали, что это случилось во время свадьбы. Сожгли дотла, «на погребу».
Отсюда, сверху, деревня зияла черным провалом. А вокруг, словно пена по краям страшно черного озера, цвели яблони и груши…
Душан поднял свою палку, встал, набрал в легкие побольше воздуха. Путь был тяжелым. Он знал, что это — последнее его восхождение. Но он дойдет. Должен дойти…
Он до сих пор не понимал, как это случилось. Бой уже кончился. Катя помогала санитарке перевязывать раненых.
— Катушка, ходь сюда, — позвал Душан, когда она освободилась.
Он взял ее за руку. Вместе они сбежали вниз, к небольшой поляне у ручья. Душан разгреб траву — в ней алели два красных цветка.
— Позри — квети. Это — тебе, Катушка, — сказал он и хотел сорвать для нее цветы. Но Катя запротестовала:
— Не надо, пусть растут.
Она наклонилась к цветку, притронулась к нему губами. Рядом села бабочка.
— Позри — бабочка! — воскликнула Катя.
— Ано, мотыль, — подтвердил он.
— У нас тоже есть такое слово — «мотылек».
Душан стоял над ней, выпрямившись во весь рост, любовался ее искрящимися на солнце, рассыпанными по плечам волосами. Вдруг Катя поднялась с земли, повернула к нему лицо, хотела что-то сказать, и тут… Душан не слышал выстрела. С ее губ сорвался легкий звук — не то вздох, не то еле слышный крик… Руки упали ему на плечи — будто обнять на прощанье хотела…
В глазах удивление: «Что это?… Не может быть!..»
Он прижал Катю к себе.
— Катушка, Катушка! Что с тобою?
Катя медленно опускалась на землю.
— Катушка, Катюша, — не верил Душан. — Катя, Катушка!
Война считала последние дни…
Дорога круче взяла вверх. Последние метры. Душан уже не передвигался, а лишь подтягивал к палке ноги. Смеркалось, когда он дошел до небольшой поляны у ручья. Там, у вечно журчащего ручья, стоял серого гранита обелиск. Над ним отцветала яблоня, посаженная Душаном в том же, сорок пятом. Он сел на большой камень под деревом — рядом с Катей, прикрыл глаза.
«Теперь наконец отдохну…»
