В киоски «Союзпечати» газета попадала от 4 до 5 вечера. Но еще за час до того у них выстраивались очереди самых преданных читателей. В дни же, когда печатались таблицы выигрышей по государственным займам, в них стояли сотни людей. 100-тысячный тираж расходился мгновенно. Можно ли представить картину слаще этой для всех вечерочников. Идешь или едешь с работы, видишь эти очереди и, как пелось в песне тех времен, «в сердце приходит отрада».
Самые первые, пробные свежие номера поступали, конечно, в редакцию. Семен Давыдович, а с ним весь редакционный аппарат, рабочие типографии их внимательнейшим образом просматривали. Газетное дело неизбежно связано с самыми неожиданными неожиданностями. Ладно, опечатка, а то ведь такие ляпы проскакивали, что лучше не вспоминать. Чтобы их выловить, давалось 15–20 минут от подписания номера «в печать» до подписания «в свет». Не знаю, как уж это получалось, но чаще всех ошибки замечали рабочие ротационного цеха, за что получали премии от редакции. Наверное, дело в том, что у них, что называется, «глаз незамыленный». В случае такого ЧП ошибка мгновенно устранялась прямо у наборного талера, исправленная полоса заново матрицировалась, и все это за те же 15–20 минут.
Предшественник Индурского на посту главного редактора читал газету уже после ее выхода и если был чем недоволен, устраивал разнос на следующий день на планерке. Все понимали ущербность такой методы, но главный есть главный, с ним не поспоришь. Семену Давыдовичу как заместителю за редкие в общем-то ошибки и неудачные материалы приходилось первым выслушивать гневные тирады не стеснявшегося в выражениях шефа. Став главным, он этот стиль работы сразу отверг.
Если ошибки все же случались – а это неизбежно, все газетчики знают, что, пока существуют газеты, ошибки в них обязательно будут, ибо идут от самой природы человека, – Семен Давыдович, конечно, очень переживал, но на планерке ограничивался сдержанным замечанием. А видя расстроенное лицо виновника, философски произносил: «Но ведь вышедший номер у нас не последний, завтра выйдет следующий, дадим поправку».
«Вечерка» печаталась тогда на четырех полосах, из которых одна, четвертая, отводилась под объявления. При огромном разнообразии и изобилии событий и тем в жизни столицы, чтобы все их вместить в остающиеся три полосы, надо было писать предельно скупо, не забывая при этом ТАССовского принципа: полнота в краткости. Заметка в 60 строк считалась у нас крупным материалом. Разумеется, речь идет об информационных материалах, особенно первополосных. Статьи, фельетоны, рецензии, интервью, располагавшиеся на внутренних полосах, были, конечно, объемнее, но и там существовал предел: 4 машинописных страницы. Хорошую школу писать четко и кратко я тогда прошел. А как ценили это качество наши читатели!
