- Да черт его знает. Может, года на два, а может, пару лет дотянем. К концу лета как-то разберемся.
- А почему вы оба все время говорите об Америке, может, нам лучше перебраться в Европу? К примеру, в той же Швейцарии никаких потрясений не будет.
- А в самом деле, почему? - глядя на Дмитрия, переадресовал вопрос Борис.
- Швеция, Швейцария. Ильич, да ну их, этих одомашненных. Не по мне они. Жить надо там, где жизнь бурлит. Ты, Вова, пойми, - словно маленькому втолковывал Психолог, - со Штатами ясность полная. Войн нет, мировой лидер и все такое прочее. Честно сказать, я бы и в России остался, но второй раз жить в нефтяной провинции мира - не хочу.
- Димка, а ты собираешься дожить до двухтысячного? - улыбнулся Борис.
- А запросто! Кто сказал, что мы теперь не долгожители?
- С такими пьянками цирроз печени гарантирован через два года, - морщась, вставил Ильич. - Кстати, почему вы все время говорите, что России придет конец?
Услышав знакомые интонации, Дима коротко взглянул на Федотова.
- Ильич, ну ты опять, как маленький! - нудным голосом заговорил Зверев. - Да никуда Россия не денется. Посуди сам. Монголия же не исчезает, и Россия не исчезнет. Сократится до Московии с Ямалом, и все дела. Ты скажи, Ильич, ну зачем мне жить в северной Монголии? Да ну ее на хрен.
- Дмитрий Павлович, а зачем России быть сверхдержавой, кому это надо? - не слушая, привычно затараторил Ильич. - Поверьте, я действительно не понимаю, чем хуже быть Финляндией с нефтью. Почему нам не стать мирной страной, никому не угрожать, никого не пугать...
Вова вдруг замер. Недоуменно оглянулся, будто впервые увидел, где он находится. Нависшая тишина была совсем не та, что наступила минутой раньше. Федотов с Димой понимали, что они сами спровоцировали Ильича. Им бы разыгрывать этот спектакль дальше, но бред, выкинутый подсознанием Доцента, основательно вывел их из равновесия. Борису вдруг отчаянно захотелось залепить оплеуху этому перезревшему общечеловеку. Реакция Психолога была иной. Его тоже шокировала нелепость услышанного, но одновременно Дима увидел 'своего' пациента. Звереву стало любопытно, а возможно ли изменить мировоззрение этого странного типа.
На мгновенье у всех троих возникло ощущение, что они обмениваются мыслями:
- Вова, ты о чем?
- Да сам не знаю, как-то так само получилось.
- Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сморозил?
- Понимаю, понимаю, но это же само.
- И что нам теперь делать?
- Извините, пожалуйста, извините, ах, как же мне плохо, зачем все так случилось.
