- Если хотите - мы вступаем в полосу оскудения нравов, и при нынешнем курсе правительство беспомощно предотвратить расхищение народных благ.
- Эта бюрократия - бездушная и подлая машина. Помните, Гончаров, лучший знаток ее, сказал: 'Одни колеса да пружины, а живого дела нет ...'. Эта бюрократия печется о сохранении своего покоя - и только!
Впервые ехавший поездом Мишенин, с интересом рассматривал интерьер вагона. Против ожидания перегородок в вагоне не оказалось. Более всего вагон напоминал старинную электричку, где скамьи были сделаны из лакированных реек, а оконные рамы из красного дерева. Два керосиновых фонаря по концам вагона едва разгоняли темень, а стоящая посреди чугунная печь немного чадила. Дыма в вагоне добавляли нещадно смолящие любители покурить - взять билет в вагон для некурящих никто не догадался. Неожиданно в памяти всплыло, как однажды родители навещали дальних родственников. Это было под Горьким. Тогда ехали электричкой с такими же сидениями и окнами, открывающимися вниз. Последнее воспоминание толкнуло другое, и еще другое, и вдруг Мишенин понял, отчего он так вслушивается в разговор попутчиков. Ильич услышал ту же манеру, интонации и даже язык, на котором говорили его родители.
На душе стало тоскливо. Родители ругали власть и эти, что напротив, тоже ругают власть. Родители сетовали, что профессор математики получает позорно мало, и эти о том же.
Ильичу хотелось вступить в разговор и так же укорять власть, но не эту, а другую, ту, о которой подспудно мечтали эти люди. Он душой чувствовал, что они такие же русские интеллигенты, как он сам и его родители, но отчего они так ошибаются? Захотелось непременно все растолковать, во всем убедить.
Искоса поглядывая на ерзающего Мишенина, Федотов вспоминал, как они изо дня в день, обрабатывали математика. Всплывали отдельные фразы:
'Очумели!? Да не пойду я с вами. Совсем шизанулись! - при этом математик резко поднимал плечи и так же резко поворачивался в профиль, мол вот я какой'.
'Вова, в этот мир нас загнали, как тараканов. Мы здесь никому и ничего не должны'.
'Ильич, помоги проверить 'наручники'. Я тебя спеленаю, а ты скажи, где давит'.
'Да вроде бы не больно, интересно, а я так смогу?'
'Доцент, ты конкретно пел о первичном накоплении'.
'Причем тут накопление, я просто не хочу'.
'А вкусно кушать?'
'Ильич, ты сам прогнозировал - наше прогрессорство затронет промышленность, отразится на политике и бумерангом лупанет по нам. Ты пойми - найдутся, кто непременно попытается нас уничтожить. Тебе ли не понимать, как системы сопротивляются изменению. К этому надо готовиться отнюдь не умозрительно'.
