— Уй, Ваня, зашем надо был Светкам накидаться? — сочувственно заговорил бабай. — Сыкажи, зашем?
Больно было Ивану, страшно, простонал:
— Пусти ноги.
— Терпению, Ваня. Ноги — ита нишева. Вот когда чик-чик… Уй, дурачок ти, Ваня. Знал бы народный мудрость, ни в какую не накидался. Што башкиры говорят? Один раз сигарга, и всю жизнь каторга. Исть правильный народный мудрость. Сапсем правильный. Пророк Магомет…
Старика сердито перебил Евгений Федорович:
— Раис Дамирович, сейчас пастух придет, отнимет. Давай выкладывай.
— Уй, хозяин, сыматри, хорош боровок. Сыпроси Ваню: паспорт получит — женится на Светкам?
— Мне нужен зять выдержанный. Кто управляет своими желаниями — вот человек! Ваня-то разгильдяй нетерпеливый.
— Правильный — разгильдяй. Он миня кирчал: зашем сташил у Магомет сундук обрезкам? Неправильный. Зашем так кирчал?
— Маленький кричал. Пусти ноги.
— За псё надо отвечать.
— Раис Дамирович, быстро.
— Нож подай. Меня уронил.
— Как же ты? Он же вырвется.
— Хозяин, отпустим? Ваня больше не кидается.
— Не верю.
— Ваня, твой можно верить?
— Можно.
— От, хозяин. Ты верь. Вера нет, душа пустой, бутылкам без водки.
— Так и быть, поверю.
— Гуляй, Ваня, своподный казак. У Магомет был, уй, много женщины. Сичисливый был, когда Коран говорил. Исть правильный народный мудрость. Ваня, ты Ким пиридупреди, кирчать пра сундука будит, чик-чик неделим.
Иван из сарая вышел ни жив ни мертв. И все-таки у него достало сил задать стрекача, едва он услыхал злое возмущение Евгения Федоровича: напрасно не выложили, растет девчонкам на беду, да и себе, а так бы только пользу приносил. В Китае, при императорах, ставили премьер-министрами тех, кто соглашался кастрироваться, а значит, полностью расставался с мужским интересом, который многим из нас застит ценности мира.
Они укротили Ивана. Чувство тормоза присутствовало в нем до самой женитьбы, хотя время от времени плотская безудержность едва не губила его.
Если Люська в минуты нежной откровенности спрашивала, было ли у него что до нее, он лишь бормотал сквозь накаты сна:
— В деревне строго… Там живо вздрючат.
Довольная, что оба чистые друг дружку встретили, Люська продолжала выпытывать:
— Три года в армии. Немочки, слыхала, не стесняют себя.
— В Европе, оно ясно…
— Проговорился.
— Было бы о чем.
И на этот раз начинала допытываться: такой опытный, проснувшийся, в отличие от нее (его уж смаривала дрема), наверняка тайничает, и тут он, зарываясь в сон, как в копну сена, ловко воспользовался для ее умиротворения Светкиными словами:
