— Мне еще среднюю школу кончать.
— После армии кончишь, если не осудят. Ия Леонтьевна, все ж таки звоню в милицию. Неспроста он дверью-то, по-моему, хлобыскал. Наша обязанность поймать, их — разобраться.
Будто не слыхала, что сказал сторож, Ия Леонтьевна промолвила, словно бы для самой себя:
— Совсем мальчишка. Сладко как спится на зорьке! Сейчас бы спал и слюнки на подушке. Об эту пору в девчонках меня бы вынесли из дому, положили бы средь заведенных танков, и, как бы шибко ни пускали моторы, я б не очнулась.
Сторож позвонил дежурному по милиции в новом городе. Тот расспросил о случившемся, но машину не обещал прислать. Машина в райотделе всего одна, и та выполняет специальное задание. Велел прислать задержанного утром с каким-нибудь из грузовиков, который приедет на склад за материалами.
Сторож выбежал в досаде. Вслед за ним вышла Ия Леонтьевна. Дверца фургона притворялась медленно, и когда защелкивалась на замок, то дрыгнула с внутренней стороны никелированной ручкой.
Андрюша пересел с табуретки на жесткий топчан, обтянутый дерматином. Откинул голову к стене, на мгновение увидел над собой в плакатном решетчатом контейнере куб красных кирпичей и закрыл глаза.
Представление запрокинуло его во вчерашнее.
Бабушка Мотя отсчитывает матери деньги.
На крыльце гневливый отец, держит в карманах брюк стиснутые кулаки.
Полина больно целует его в губы.
Иван, растерянный, не знает, что ответить его отцу.
Радуга отступает за холм.
Оврагов говорит о лжи.
От вчерашнего встрепенулся. Встал. Явилось беспокойство. О чем-то забыл. Может быть, о самом важном для себя? О, не о чем-то. Стыдобушка! Забыл о Натке. Да как же это?
Как будто воображение только того и ожидало, чтобы он вспомнил о Натке.
Веселая, тоненькая Натка летит сквозь ветер по огороду, но она не в том платьице, в каком была вчера, а в том, в каком пять лет тому назад приехала из Хакасии: зебристой «масти» — по черному белые полосы. И улыбка на ее лице тогдашняя: совсем еще девчоночья, без кокетливых ужимок. На миг Андрюше показалось, что он на косогоре за скотобойней и что Натка действительно летит к нему. Захотелось уткнуться лбом ей в плечо и заплакать. Натка знает: он не любит плакать, поэтому не осудит слез и поймет, как тяжело и запутанно у него на душе, он должен выплакаться, чтобы изжить зависимость и бессилье.
И тут он удивился с м е щ е н и ю в собственном сознании, однако порадовался, что Натка привиделась ему с осязаемостью, которой ни разу не ощущал наяву. И вдруг он усомнился в том, что н а д о б ы л о п о п а д а т ь с я.
