— Может, ты и прав, — сказала Натка. — В Москве есть ученый — мама даже видела его, — который объясняет эпидемии, войны, смертность повадками солнца. Спокойное оно — нормально людям, разбушуется. — плохо. Нервные и психические заболевания он тоже выводит из деятельности солнца.
— Страшновато. Мы уверены: мы сами определяем собственные поступки, а получается, что их оно диктует.
— Диктует, поворачивает настроение, нагнетает… То мы обходительные, то злые, то…
— Нет, протестую. Без солнца ничего бы не было, в том числе людей, но мы все равно в основном поступаем самостоятельно. Легче всего спирать[21] на солнце. Тогда нужно считать — не Наполеон, не Гитлер нападали на нашу страну. Солнце им втемяшило.
— В прямом смысле не могло. Слыхал про шизофрению?
— Немного.
У человека изменился химический состав крови, и он становится психическим. Делать ничего не желает, родственников допекает, себя собирается убить. У другого иначе. Ярость копит. Под видом заботы о нации раздувает ярость у народа.
— Как фамилия того солнечного ученого?
— Он друг Циолковского. Тоже на «ский». Вот! Чижевский.
— Не очень серьезная фамилия.
— Чем?
— Чиж — пичуга. Нет, неужели мы действительно на ниточках у солнца?
— Не приходи в панику, Андрюшечкин.
— Страшно.
— По-моему, гораздо страшней, когда какой-нибудь Гитлер превращает целый народ в марионеток. Чижевский, мне кажется, для того и сделал открытие, чтобы мы искали защиту от вредных влияний солнца.
— Идея! Таким манером мы сможем уменьшить рабскую зависимость от солнца. Куда ни ткнешься — зависимость.
— И чтобы умней пользовались дарами солнца. Мы перегораживаем реки ради электричества. То есть затрачиваем огромные силы ради маленькой энергии, а огромную энергию, солнышкину, упускаем. Мама уверена: люди — безумные существа.
— Из-за больных так думает?
— Разве умно лезть в землю за нефтью, за углем, тогда как бери из воздуха солнышко сколько угодно? Никаких землетрясений не будет, бензиновых и угольных газов.
— Пожалуй, Нат.
Андрюша смотрел на берег. Глаза были грустны, и сколько Натка ни вглядывалась в них, не могла не утвердиться в том, что свечение грусти в Андрюшиных глазах не от растерянности перед тем, что она высказала, а от нежданного уяснения того, что власть людей в их планетарной системе, как бы они ни кичились ею, все еще мизерна.
Натка ошиблась, вообразив, будто Андрюшино размышление по-прежнему сосредоточено на всемогуществе солнца и слабости человека. Об этом он подумал лишь вскользь. По ассоциации с ее словами о Наполеоне и Гитлере Андрюша вспомнил прошлогодний разговор с агрономом Овраговым о венесуэльском диктаторе Гомесе. Вспомнил, попробовал п р о н е с т и историю Гомеса через воздействие солнца, но ничего не получилось: в том, как правил и ушел тиран, Андрюша не усмотрел злокозненной солнечной воли.
